“Мне часто снится какая-то больница. Я еду по каким-то невероятно длинным коридорам, которые как бесконечный лабиринт . Все кругом серо и уныло, и кажется выхода из них нет. Я много лежала в больницах, но эта совсем мне незнакомая”.

Эти сны снились ей почти за 25 лет до того как они действительно осуществились в реальности, мы только начинали с ней совместную жизнь. Мы тогда удивлялись этим снам, пытались их истолковать символически. И вот мы везем ее на каталке – носилках на колесиках по этим самым безрадостным километровым коридорам. Впереди равнодушная медсестра, я сзади, маленькие жесткие колесики стучат по неровной плитке, тележка вся сотрясается, хорошо я успел подложить ей подушку под голову.

Она спокойна и даже иногда мне улыбается какой-то блаженной улыбкой и часто засыпает с таким выражением лица.

Она уже ничего есть не может и вообще ничего давно сама делать не может, даже приподнять голову и повернуться, но при этом заботится о соседке по палате, чтобы та не осталась без еды и заботы. Я ей объясняю, чтобы она не переживала, там все “схвачено”. За все уплачено. И еду ей приносят, и убирают.  Она каким-т о образом слышит, что происходит в соседних палатах и старается угадать кто в чем нуждается. И пытается мне сказать что-то, чтобы я кому-то чем то помог, хотя говорит она с огромным трудом. Я приношу ей бульон. Она не может съесть. Показывает мне знаками, чтобы я поднес к ее лицу хлебушек. Она хочет в последний раз почувствовать запах хлеба. Она вдыхает аромат больничного черного хлеба. Опять я вижу на ее лице радость.

Почти всю жизнь проведя в инвалидной коляске, она словно не была инвалидом, никогда не жаловалась на судьбу. Она в этом видела Божественный промысел, чтобы она могла что-то в жизни понять важное. Она была очень общительная и все не замечали в ней инвалида. Все, кто хоть раз в жизни с ней соприкасался, оставались под впечатлением встречи навсегда. Поражало, как такой больной человек может нести людям столько радости, полноты человеческого общения. У многих было такое ощущение, что они сами инвалиды, а она здоровая. Люди к ней тянулись, и она много лет была председателем двух инвалидных организаций. Она радовалась простым вещам, солнышку, травке. Очень любила ездить на машине, собирать на даче ягоды с куста, красить. Что удивительно, когда она это делала, она не просто собирала ягоды или красила. Она, как завороженная таинством, излучала великую радость. При этом говорила иногда: “Я как настоящая”.

Я знал, что она помогала многим людям. Но только после ее ухода, я узнал, что это были тысячи людей, в основном инвалидов, которых государство фактически кинуло. Обычному человеку трудно представить какая нищета бывает у таких людей. Нужны нормальные коляски (а не те которые дают в собесе), приспособления, лекарства, врачи, сиделки и пр. Она добивалась, чтобы фирмы давали прибавку к пенсиям инвалидов, хотя бы небольшую. Трудно себе представить, что для многих значила прибавка в 2,3, а то и 5-10 тыс. Очень она расстраивалась, когда всякие откормленные госчиновники, обеспокоенные тем, чтобы кому-то из несчастных не было бы чуть лучше, звонили инвалидам и терзали их - откуда у них эта тысяча. А ведь большинство инвалидов детства не привыкли к взаимодействию с социумом, а тем более к общению с проверяющими государственными инстанциями, и с ними случалась истерика, некоторые были испуганы настолько, что вынуждены были отказаться от этой несчастной тысячи. Она тогда звонила этих чинушам и тщетно пыталась им объяснить, что не нужно пугать больных людей. Но натыкалась, конечно, на глухое непонимание. Они же якобы спасают людей от обмана какого-то. Она не искала фирмы, которые могут помочь людям, Каким-то удивительным образом они находили ее сами. Благотворительные дела стекались к ней сами. Гуманитарная помощь шла к ней сама. Она была настолько занята, что не успевала даже взглянуть и узнать- что там привезли. Перепоручала это помошникам.

Она ненавидела бумаги. Но при этом ей приходилось перерабатывать огромное количество документации. Голова ее была как компьютер. Ее сестры, которым пришлось потом взять часть ее дел на себя, чтобы инвалиды, которых она опекала не остались без денег, были в ужасе от количества бумаг, с которыми она имела дело, и уже год до конца не могут разобраться.

Делала она это все абсолютно бескорыстно и ничего с этого не имея, чему многие не верили и подозревали ее. Уже она была в онкоклинике, а ее ближайшая заместительница, видимо почуяв какую-то слабину, и что она стала редко появляться на работе, бегала по всем управам, плела интриги и обвиняла Веру во всех смертных грехах, надеясь, что сама станет председателем. И это человек, с которым она много лет назад начинала инвалидное движение.

Только через много лет я Веру все-таки убедил, что трудящийся достоин пропитания, и она стала просить от фирм какую-то небольшую компенсацию.

Бесконечно меня поражало то, что она помогала инвалидам вне зависимости от того насколько ей приятен или нет тот или иной человек. Были среди них такие, кто получая помощь только хамил, и мне хотелось спустить их с лестницы, но она говорила: ”Ничего, я все равно буду им помогать, они же больные люди”

Она читала ежедневно по 2 кафизмы. Я видел как она устает от дел уговаривал ее не брать на себя так много. Она была в этом тверда. И говорила:”Мне это нужно, мне очень много это дает”.
Бывало, что она настолько закрутится с делами, что вспоминала только полвторого ночи, что не читала еще, уже падая от усталости, все равно садилась и молилась. Мне иногда становилось жутко от того, что я понимал что я живу со святой.

Когда мы только с ней познакомились, мне одна знакомая сказала:”Да ты что, она же святая”. А другой ей на это , хитро прищурившись: ”Святые – тоже женщины”. И он Был прав и еще раз прав.

С каждым днем я вижу ухудшения. Вчера она это могла, сегодня уже не может. Вчера она еще могла шептать и подпевать своим уже хриплым и слабым голоском Алиллуйа, когда я читал акафисты, сегодня уже не может. Вчера могла писать в блокноте, сегодня уже не может.
Она показывает знаками и пытается шептать, что есть у нее мысль. Я подношу ей блокнот с ручкой, Она пытается написать букву, рука съезжает и я вижу только неровную линию. Так я и не узнал ее последнюю мысль.

Одна из последних ее записок с трудом ей написана (уже с ошибками), когда мы были в больнице в мой самый безрадостный день рождения:”ВИТЮША, ПОЗДРАВЛЯЮ ТЕБЯ, БУДЬ СЧАСТЛИВ”

Страшно со всей пронзительностью осознавать, что все что с нами происходит – это больше никогда не повторится.

В последний раз мы с ней ехали на машине к Матроне. Прошли к мощам без очереди, но чуда исцеления для нас не произошло. Я понял, меня не удивляют чудеса, меня удивляет, когда их нет, а они очень, очень нужны.

Вчера она могла глазами читать кафизмы, сегодня уже нет. Вчера она могла пользоваться мобильником, сегодня уже нет. Все больше и больше предметов отпадают, становятся ненужными. В конце только остается чашка с водой, и мокрое полотенце. Предметный мир исчезает. Остаются только сновидения.
некоторое время назад, проснувшись она меня спрашивает
-в какой армии мы служим. Я, не понимаю, переспрашиваю,
-ну в каких войсках?
Ей приснилось, что ее раненую везут на корабле с поля боя. Сон не лишен смысла. Она действительно закончила свое сражение длинною в жизнь и теперь покидает поле битвы. Она была в армии света.

Она прожила удивительно светлую и плодотворную жизнь. Сделала столько, что не под силу сделать десяткам а может и сотням людей

 

Биографическая справка

Вера родилась  в г. Пензе в семье управленческих работников.

Когда она появилась на свет, у нее были белые радужные оболочки глаз, и бабки родителям говорили, что это не жилец. В 8 лет ее на улице укусила собака. Девочка радостно протянула руку, чтобы погладить собачку, а та ее искусала. Прививки от бешенства сделали всей семье. И только у Веры страшнейшая аллергическая реакция. Она была без сознания в коме больше недели. Ее на вертолете перевозили из одной больницы в другую. Наконец она пришла в себя, но была полностью парализованной.

Собачку изловили, она оказалась вовсе не бешенной, но было уже все равно.

Ей делали разные обследования, в том числе и очень травматические – пункцию спинного мозга. Впоследствии, когда ей было немного лучше и парализация опустилась до пояса, начались бесконечные уроинфекции. Медики пытались лечить долго, но совершенно безуспешно. Только обращение к старику знахарю помогло. Он очень быстро вылечил эти инфекции какими-то травками муравками.

Eе возили в Болгарию к знаменитому народному целителю Петру Димкову, и основателю иридодиагностики. Он ее лечил травами, очень ей помог, и сказал, что если бы не неумелое травматическое вмешательство медиков ,т. е. если бы они вообще ничего не предпринимали, парализация отошла бы полностью сама собой, но они повредили позвоночник в нескольких местах своими исследованиями и теперь нижняя часть навсегда парализована.

Димков сыграл в ее жизни важнейшую роль. Она говорила, что это был первый святой, которого она встретила в жизни, бескорыстно помогавший людям. Это было первое общение с православным христианином. В советские годы люди вынуждены были скрывать, если они верующие. Димков пережил травлю и как представитель церкви и как знахарь. Это только потом его труды стали основой для десятков книг и диссертаций по траволечению и иридодиагностике. Он рассказал ей о Боге, о Христе. Все это было для нее удивительно и она сразу это приняла в свое сердце. Он ей подарил болгарскую гипсовую икону “Cошествие во ад”, которая была у нее до конца дней. Он благословил Веру лечиться самой и помогать людям в лечении. Он передал ей весь свой архив с рукописями рецептов, которые она долгие годы переводила на русский. Болгарскому языку она не училась, она знала английский, т к . заочно закончила инст. Мориса Тереза. Но Болгарский просто понимала и все. Как будто бы это далось ей свыше. Она вообще была очень способна к языкам, читала, например, на испанском.

Много лет люди шли к ней за рецептами лечения своих болезней и она давала подробные димковские планы лечения совершенно бескорыстно. Хотя это огромный труд. Надо перевести, распечатать на машинке. Каждый рецепт это примерно 5-7 напечатанных мелким шрифтом листов. К сожалению, чтобы помогать себе у нее не всегда было время. Хотя все время нас сопровождали отвары из трав, которые она готовила и пила. И только последние годы она не успевала уже заваривать травы. Много работы. Уж больно это хлопотное дело. Она перешла на использование всяких БАДОВ.

С медиками у нее отношения как-то вообще не складывались. Как к ней прикоснутся, так обязательно сделают еще хуже. Поэтому она их всячески избегала и старалась сама себе помочь.

И с последней ее болезнью так же получилось. Сделали зубные протезы, причем очень дорогие, они травмировали ее с первого дня. Врачи все время чего –то подтачивали, подпиливали, но травмирование было все больше. Другой бы человек снял бы и все. Она хотела быть красивой, т.к. приходилось быть все время на людях. И кроме того она привыкла к боли, что где-нибудь все время что-то болит.

Потом начали лечить язву, а еще через некоторое время:”Ой, надо бы Вам показаться онкологу”. В первый же визит к онкологу: “У Вас , голубушка, рак”. Срочно отправили делать облучение к лучшему радиологу профессору Гарбузову. Он сказал, что очень его беспокоит ее основное заболевание. И патетически разводил руками приговаривая:”А не убьет ли ее наше лечение?!”

Это сейчас я понимаю, что нельзя было ничего такого ей делать. Инвалиду колясочнику с пораженной иммунной системой и позвоночником ни в коем случае нельзя лучевую терапию. Она как раз в первую очередь поражает иммунитет и спинной мозг.

Нельзя было применять и варварские методы обследования- биопсию, когда с пораженный ткани щипцами отрезаются куски. Только потом я узнал, что такое травмирование даже доброкачественной опухоли в 30% случаев делает ее злокачественной.

Ей так и не доделали лучевую терапию из-за болевого шока. Профессор Гарбузов почему-то все время говорил, что результаты очень хорошие, но когда посмотрела зав. отделением, она только воскликнула: ”Какой ужас они наделали, они же все сожгли!”.

До этого, подбадриваемые медиками, мы чувствовали надежду, теперь стало понятно, что это конец. Вера расплакалась: ”Вот у меня всегда так с медиками. Как прикоснутся, так либо в коляску посадят, либо убьют”

Но в карте главврач записала, что луч. терапия для больного оказалась неэффективна. Потом я вспомнил, что они все время приговаривали в процессе “лечения”, что язык это такая ткань, которая чрезвычайно трудно поддается облучению. Зачем тогда  мучить человека? Почему не предупредили насколько это болезненная и чреватая страшными последствиями процедура?

Впрочем вопросы это риторические. Медицина- это машина. Поступил больной с таким то диагнозом. Положено сделать то то и то то. Государство больнице выделяет деньги, которые нужно списать на каждого больного.

Мы пытались лечиться и альтернативными препаратами, которые доставали и в Израиле и где только можно,, но после облучения это все было бесполезно уже.

…..

Вера была председателем двух инвалидных организаций. Районной муниципальной организации “Хамовники”, и городской “Диотимы”. До сих пор инвалиды продолжают и еще долго будут получать помощь, которую Вера для них добилась.

Мы познакомились с ней в 85г. на занятиях Йоги (медитации) в домашней группе. У нас был тогда период духовных исканий. Мы вместе читали всякую литературу. В том числе и книги А. Меня. У нас появилось непреодолимое желание увидеть этого человека и креститься у него. Юра Пастернак в Духов день отвез нас к нему в новую деревню на своей машине. Мы впервые побывали на службе у о. Александра. Мы не знали находимся ли мы на небе или на земле. Потом о. Александр вышел к нам на улицу и говорила с ним в основном Вера. Мы уже договорились о крещении. Но в последний момент решили в другом месте. Вера очень боялась, что крещение у о. Александра повредит карьере ее родителей, которые были ответственными работниками. Но везде требовали паспорта, и данные отправлялись в соответствующие инстанции. Мы нашли только одну церковь в Москве, где паспорта не требовали. Это храм Болгарского прихода на Таганке. Там и крестились. В этом тоже она увидела знак от Димкова.

В Новую Деревню мы продолжали ездить. И каждый приезд был как великий праздник. 
Потом мы вместе ходили на лекции о.А.Меня в Иностранку и в др. Мне иногда казалось, что даже не важно о чем говорит в данный момент о. Александр. А просто доставляло великую радость купаться в лучах, в сиянии, которое исходило от него. Однажды мы после лекции в иностранке усаживались с Верой в машину, я складывал коляску, а рядом стояла машина, к которой подходил о. Александр. Я ему говорю:”о.Александр, спасибо Вам огромное за вашу лекцию”. А он на меня посмотрел, улыбнулся, и у меня было чувство, что это он мне благодарен как слушателю.

…

Вера очень хотела иметь детей. Она была на седьмом небе, когда узнала, что беременна. Но врачи в кремлевской поликлинике , к которой она была прикреплена вместе с родителями, собравшись на консилиум, решили, что она не выносит. Скорее всего они были, конечно , правы. И ей пришлось отказаться от ребенка. Это на всю жизнь отразилось на ней еще одной печатью грусти.

Тем не менее нельзя сказать , что у нее нет детей. Она вырастила всех своих племяшек.

Сестры, пока учились и работали отдавали ей своих малышей на воспитание. Для 3х племянников она стала второй мамой.

…………..

Впрочем, казалось, что ей ничто не мешает радоваться жизни. Хотя нормальному человеку трудно представить сколько ограничений в жизни у колясочника. Самостоятельно никуда не пойти. В некоторые учреждения и магазины просто не пускали. Не один раз при попытке зайти в магазин, какая-нибудь сумасшедшая старуха уборщица становилась на пути. “Не пущу с коляской”. Да и вообще множество всяких унижений и неудобств, с которыми обычные люди не встречаются. Любопытные или жалостливые унижающие взгляды прохожих и все такое. Они видят человека на коляске, а она не считает себя больной. Это все было давно. У нее сейчас прекрасное настроение, а они начинают охать , ахать, причитать.

Она всю жизнь мечтала расширить дверные проемы в ванной и туалете, чтобы проходить туда. Но родители даже слышать об этом не хотели. Как это портить квартиру. Только когда не стало отца она, вопреки матери вызвала мастера, чтобы тот хоть немного расширил проемы. А потом, буквально в последние месяцы жизни управа в год инвалида сделала ей расширенные дверные проемы. Злая ирония судьбы заключается в том, что воспользоваться она этими удобствами успела раза два. Это уже воспринималось как-то сюрреалистично, Человек, для которого это все делается умирает, а у нас ремонт, горы кирпичей валяются в квартире. Почему мечты сбываются тогда, когда это уже никому не нужно?

Одно время, много лет назад Вера очень увлеклась астрологией. Сама составляла гороскопы. Компьютеров тогда еще не было и все расчеты делались вручную.
Она не предсказывала будущее, только иногда, это скорее было психологией и психотерапией. Один очень строгий священник о. Владимир (не Лапшин), который читал лекции о христианской антропологии, и на дух не выносил всего оккультного и магического, долго говорил с Верой, а потом сказал, что у нее правильный подход к этим вопросам, и что ей занятия астрологией не повредит и благословил ее на эту деятельность. И попросил составить ему гороскоп. Она составила. Но благословение сработало таким образом, что она оставила это занятие.

Самая счастливая была для нас пора, когда летом вся родня собиралась на даче в Здравнице.
Вот уж где Вера могла “отвести душу”. И погулять на природе, и посидеть с родными за столом и попеть песни. И потеребить любимых кошек.
………

За год до того как ей поставили страшный диагноз мне приснился очень необычный сон, который меня встревожил как известного фараона в древности . Я недели две находился под впечатлением. Передо мной сидит прорицательница, которая внимательно на меня смотрит и произносит: “Вам осталось вместе жить 54 недели” (это год). Я, естественно, пошел в храм, поставил свечку и вскоре забыл. И вспомнил уже месяца через два после того как стал известен диагноз. Посчитал, все сходится. Ровно год прошел до того времени как мы узнали о страшной болезни.

Неужели все предопределено и ничего нельзя изменить?

----

19 апреля, Пасха, раннее утро.

Я, еще не открыв глаза, приветствую жену трижды пасхальным приветствием: ”Христос воскресе!”. Она мне трижды отвечает:”Воистину воскресе”, но как-то странно, словно захлебываясь. Я открываю глаза. У нее рот и лицо все в крови. Я вызываю скорую.

У нее была любимая мелодия Альбинони, которую она все время включала. На последних проводах играла именно эта ее любимая музыка.

………

Друзья, простите меня за сбивчивый рассказ