Иван Петров
Об исламе и не только о нем.


Некоторое время назад довелось разговаривать с молодым человеком, некогда работавшим в нашем районе сантехником. “А знаешь – сказал он мне, - ислам и иудаизм вообще-то очень похожи”. Не факт, что мой собеседник читал отца Александра Меня, говорившего, что ислам стал тем, чем должна была в пределе стать религия Ветхого завета – апофеозом закона, ставящего человека в "правильное" положение по отношению к Богу через соблюдение жизненных Правил. Но факт, что и целые страны, и отдельные люди, оставляя христианство, выбирают ислам, как более близкий, более естественный для них. Почему?

Когда открывается дверь кафедры (МГУ, между прочим) и входит студентка в хиджабе – простая и милая русская девушка без мусульманских корней, стереотипная картинка Руси Православной сразу приобретает дополнительное измерение. Любой богословски подкованный человек скажет вам, что разница между религией боговоплощения и богосыновства с одной стороны и религиями закона – колоссальная. Можно еще процитировать апостола Павла о том, что законом не спасется никакая тварь. Можно указать на великие достижения христианской цивилизации: сонмы подвижников, науку и культуру и многое, многое другое, но это никак не прояснит нам вопрос, почему люди и народы, попробовав нового вина христианства, выбирают аскетическую воду ислама.

И, вообще, правы ли мы, называя Россию христианской страной? Если судить, как судят о горах, по вершинам, по гигантам духа – безусловно. Подобно “Пушкин, яблоня, корова”, любой школьник продиктует сегодня: “преподобный Сергий, преподобный Серафим, святая праведная матушка Матрона”. Но это все в теории, а на практике? Мы выступаем за преподавание православной культуры в школе и возмущаемся, если нас не спешат туда пускать, но никто не мешает свидетельствовать о Христе в больницах, домах престарелых, тюрьмах! Это была бы не отвлеченная теория, а самая убедительная и действенная практика, да только сколь мало верующих выбирает этот путь. Та самая девушка с факультета оказалась в мечети не сразу. Был на ее пути и православный храм и даже, кажется, не один. Но только в мечети к ней отнеслись со вниманием, не зашипели, не оттолкнули неопытную гостью, а любовно приняли и рассказали об Аллахе. Закон не пугает, когда сердце чувствует тепло. Вдумайтесь, проповедуя на словах ислам, в той мечети человека встретили по-христиански. Парадокс?

Люди старшего поколения помнят иранские события семидесятых. Просвещенный, европейски ориентированный шах оказался банкротом – не перед Хомейни, нет, а перед волной исламской традиции. Назад, к истокам, к истинному исламу! Ислам или смерть! Вам это ничего не напоминает?

Когда-то Горбачев спросил Мамардашвили, “Мераб Константинович, в какой исторической формации мы пребываем?” Мераб, философ по призванию и земляк Сталина по крови, сказал коротко: “В позднем феодализме”. Ответ удивил Генерального Секретаря, но последующие годы ознаменовались регрессом к феодальной раздробленности.

Всякий раз, когда обращаюсь мыслями к ранним годам Церкви, поражаюсь величественной загадке: почему же христианство победило? Мы все знаем ответ, но как-то больше в теории. Часто ли встретишь в нас то горение любви, что побуждало палачей обращаться и принимать смерть вместе с жертвами? Окажись мы на месте первых христиан, стали бы перед эшафотом рассуждать о святых отцах, геенне огненной и кошерности “истинного православия”? Может быть, здесь и ответ на вопрос, почему не заслуживаем мы ни любви всенародной, ни исповедничества?

Если соль утратила свою силу, то что остается от нее? Мусор, горечь, белый порошок в подвале жилого дома? Если не можем свидетельствовать о Христе жизнью своей, то чем устоим? Не потому ли такая у нас ревность к форме? Не последнее ли она, чем пытаемся подтвердить свои претензии на исключительность? Наша Церковь – плоть от плоти нашей страны, народа. Похоже, что история России последних полутора сотен лет, это история страны “выпавшей” из христианства, ведь не инородцы пороли православных крестьян в XIX веке, не инопланетяне пытали и убивали священников в XX-ом. Нет, уж лучше заговор, лучше мировая закулиса и масоны из “большой восьмерки” – тогда можно продолжать думать о себе в категориях Святой Руси и хранить верность форме. Злокачественный национальный нарциссизм!

Мы часто критически говорим о западных демократических идеалах. И то правда, не приживаются у нас на Руси демократические институты. То есть институты-то как раз приживаются, но больше все как пальмы – в оранжереях. А вот сама демократия, в отличие от институтов, нет. Тут как на производстве: завезти западное оборудование можно за месяц, стены построить за полгода, а кто работать будет? Никакая демократия немыслима для людей, которые превращают парламент в арсенал, а победоносное насилие возводят в доблесть. Я совсем не фанат полковника Путина, но низкий ему поклон, молюсь каждый день. Любая власть лучше тотальной войны всех против всех, прав апостол Павел, имеем то, что заслужили.

Есть гениальный роман Стругацких, любимый отцом Александром, “Улитка на склоне”. Если одним словом – роман про шизофрению (расщепление души). Но не человека, а общества. Есть станция, ведущая исследования, погрязшая в интригах, издающая директивы. И есть лес, которым она как бы управляет и который как бы исследует. Мы почему-то думаем, что человек стремится к свободе, но подлинная свобода – это дар христов, до которого дорасти надо. А лес предпочитает ей стабильное место в иерархии тирании. Тут комфортно в обе стороны: вниз тебе служат, вверх за тебя все решили. Ну, выпорют иной раз, так то ж только на пользу…

Самое страшное для человека, по словам того же Мамардашвили, это не знать своего истинного положения. Кто мы, где мы? Этим вопросом Бог испытует Адама. Чтобы скрыться от него, мы придумываем слова и названия, прячемся за традицией и правилом, хотя имеем единственно верный ответ. Верный – от слова вера. Где мы – вот в Этом Распятом. А Он в нас, когда кормим голодного, одеваем раздетого, проливаем – как Он проливал – свою кровь вместо крови врага. Печальная примета нашего времени: люди, называющие себя учениками христовыми, порой не могут определить себя иначе, чем в отрицании чего-либо. Тогда и “Искушение Христа” и глобализация – подарок: есть против кого объединяться. Еще можно против эротики и абортов. Можно было бы против игорного бизнеса – но это как-то неохотно, эти и стрельнуть могут. Совсем не объединяемся против чиновного произвола…

“Вы Христа забыли” – возразил как-то известный российский подвижник первой половины XIX века, доктор Фридрих Петрович Гааз на слова митрополита о том, что “зря никого не сажают” (попробуйте возразить так сегодня). Можно предложить математически простую формулу: Христианство без Христа равно исламу. Или иудаизму. Там, где жертвенная любовь не стоит на первом месте, остается испорченная соль. И, как неудавшаяся любовь превращается в ненависть, так соль, теряя силу, превращается в отраву, признаки которой во все времена: обожествление традиции, нетерпимость, боязнь культуры и всего нового, подмена жертвенной любви “орденом меченосцев” ленинского типа. Ведь жертва – это не только накормить, это и признать мнение другого, отказаться от своей претензии на единственную истину. Одна у нас истина – Христос, но и у лютеранина Гааза другой не было. И нечего нам бояться наступления ислама, мы и так духовно в нем сидим, когда вооружаемся Законом Божиим как сертификатом собственной праведности, когда судим других и грузим людей “бременами неудобоносимыми”, сами же….

Что резко? Судите сами. Раз уж заговорили об исламе, то вспомним: совсем недавно в исламской Турции был застрелен армянский журналист Грант Динк, известный своими критическими выступлениями. Волна возмущения вывела на улице тысячи людей – и армян и турок. Убийцу нашли в течение двух дней. Писатели и журналисты – это тоже совесть нации. А для общества паралич совести – опаснейшее заболевание, независимо от того, расстреляна эта совесть в подъезде, зарублена топором или отравлена*.

Один замечательный священник (не Мень и не Борисов) сказал недавно на проповеди, что, как во времена Луи XIV бытие Бога можно было доказать одним словом “евреи”, так сегодня Его милосердие и промысел являет собой Россия. Едва выкарабкавшись в конце XIX века из рабовладения и снова погрузившись в восточную деспотию в XX, ведя феодальные войны против собственного народа и самозабвенно веря в свою мессианскую исключительность, Россия – ярчайший пример милости Божией и действенной молитвы праведников, втоптанных в грязь в Бутово, загубленных в застенках Любянки, на островах ГУЛАГа и на полях бездарных сражений. Теперь бы вымолить не прощение, нет – оно и так есть, раз еще живы, – а хоть немножко покаяния.

Когда-то Вили Брандт, германский канцлер, приехав в Польшу, неожиданно для всех встал на колени перед братской могилой в еврейском гетто. Сравните, как живут сейчас в Германии и как в России. Есть, за что ненавидеть бездуховный Запад.

 

* Список может быть продолжен. Пока готовился материал, пришло сообщение: в Москве “выпал” из окна пятого этажа (жил на третьем) журналист Коммерсанта, полковник в отставке Иван Сафронов. Темой его материалов были готовящиеся сделки по продаже российского оружия в Сирию и Иран. Инцидент квалифицирован как самоубийство. Общественный резонанс – ноль.

С 2000 года в России убито 14 журналистов.

 

 

 

 
   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   
-Оставить отзыв в гостевой книге -
-Обсудить на форуме-