Ирина Якушева
Исчезло ликование в винограднике моем
(рассказ на группе)


В евангельскую группу О.М. Степурко я попала прошлой осенью после того, как закончила курс катехизации при нашем храме, и от 10 человек, первоначально изъявивших желание создать новую группу, осталось только трое. Легко ли примкнуть к группе, которая существует много лет, где все знают друг друга давно и раз по 10 читали Священное Писание? Когда мы примкнули, они заканчивали «Деяния».Занятия проходят так: в маленьком помещении библиотеки храма собирается группа (человек 6-7, иногда меньше, все ужасно занятые люди: мужчины-музыканты, женщины: физики, химики, биологи) и, пока подтягиваются опаздывающие, пьем чай и рассказываем, кто что увидел, услышал или прочитал интересного. В первое мое посещение обсуждался фильм «Остров»,конечно и мне было что сказать. Пока идет чаепитие, не смолкают шутки, доброжелательные приколы, Степурко послушаешь - сразу улыбка до ушей: смесь серьезного и смешного в одном флаконе, зато потом - шутки в сторону. Чашки убираются, достается Евангелие. Читаем на каждом занятии по две главы дома готовимся).Чтение идет по кругу: каждый читает вслух по два стиха, а потом, когда закончим, обсуждаем также по кругу: что тронуло, задело, что открылось. Нас предупредили: если трудно, можно сразу сказать» Аминь» и передать слово. Трудно было только в первый раз. К следующему занятию я перечитала все «Деяния»,заглянула в учебник А. Меня «Исагогика», в общем подготовилась, смогла таки сказать, что меня тронуло. И так каждый раз: готовишься, не хочешь быть нерадивой ученицей. А каждому открывается что-то свое, поэтому интересно слушать других: ведь у всех разный духовный опыт. Сейчас Исайю читаем. Столько параллелей с современным миром! И в то же время радость. Веришь, что обновление возможно, что если сам изменишься, то и мир станет лучше. А в конце занятия при свете зеленой лампы молимся. И эта совместная молитва о стране, о храме, о своих близких дает силы жить и работать дальше. Вот такая у нас группа. Хотелась бы узнать что-то и о других группах.

Ирина.

 

Исчезло ликование в винограднике моем
(рассказ на группе)

Открылась дверь библиотеки храма и показался Александр Кремлев, администратор сайта, с фотоаппаратом на шее. Группа сосредоточенно молилась. Он попятился назад и закрыл дверь.

«Кремлев приходил, - сказала я, - нас фотографировать»

«Да, ведь фотографировал уже»

«Не получилось, - в двух местах поместил фотографии, а они исчезли из компьютера: мистика какая-то». Я подходила К Кремлеву после литургии,поэтому знала об этом.

Через некоторое время Александр заглянул снова, и его попросили не снимать, не дождавшись Олега Степурко, нашего руководителя: он почему-то задерживался. А чуть позже стало ясно, что Олег не придет, и с фотографиями придется повременить, впрочем, как и с моей заметкой о нашей группе.

Занятие началось. На этот раз нас было восемь. Читали, как обычно, по кругу: Исайя, главы 15-16, по два стиха каждый. После чтения также по кругу выссказывали свои впечатления о прочитанном, кому что открылось, кто что понял.

Первой начала Таня Мишина, другой руководитель группы. Она рассказала, что за народ был Моав и почему Господь так на него прогневался. Говорила как всегда продуманно и интересно. Но у нас не принято, чтобы один говорил, а другие молчали. Следующей по кругу была я.

Пока ехала, думала, может просто сказать «Аминь» и передать слово, ну ее, эту окрытость,одни переживания. Но решилась рассказать о наболевшем. И начала.

«У меня сегодня очень субъективные ассоциации, Исайе такое не снилось».

Группа одобрительно захихикала.

«Меня тронул 10 стих из 16 главы Исайи». Прочитала:

«Исчезло с плодоносной земли веселье и ликование, и в виноградниках не поют, не ликуют; виноградарь не топчет винограда в точилах: Я прекратил ликование».

Повторила своими словами: исчезло ликование в винограднике моем. Виноградник-это моя душа. Я пришла в наш храм недавно, два года назад, и очень радовалась, что попала в такой творческий интеллектуальный приход, где замечательные священники, катехизаторы, интересные евангельские группы, очень хороший сайт храма и появился приходской литературный клуб. А какие прихожане: куда ни посмотришь-всюду творчеческие личности, и все такие доброжелательные…

Я чувствовала себя растением, которое пересадили в плодородную почву, и оно стало расти в разные стороны.

Двадцать лет назад я начала писать стихи и эссе о музыке, потом все ушло на 15 лет, и теперь стало возвращаться. Апогеем моей эйфории была встреча нашей группы во время Пасхи. Сперва каждый говорил о том, что принес ему Великий пост, потом пели под гитару Степурко духовные и туристские песни. И я сидела как тот волк на свадьбе: «Счаз спою!»

Но, поскольку петь не дано, прочитала свои стихи, и, похоже, они понравились.

Я никогда не считала себя поэтом, стихи писались спонтанно. Началось это в конце 80-х, под влиянием песен Гребенщикова. И тогда, 20 лет назад, одним мои стихи нравились, другие говорили, что так писать нельзя, это не поэзия, а мысли в рифму. Я написала письмо Гребенщикову, послала несколько стихотворений и спросила: имеют ли права на существование мысли в рифму. Удивительно, но он мне сразу ответил. БГ писал, что нет грани между поэзией и не поэзией, что надо «делать свое дело» и когда-нибудь это будет нужно, что сам он никогда не стремился к известности. Обо всем этом у меня есть опубликованное в журнале «Дружба» в конце 80-х эссе, также сохранилось и письмо БГ. Вот только от его песен я давным-давно ушла…

Я шла в приходской литклуб в полной уверенности, что реакция будет доброжелательной. Хотелось знать, что думают пишущие люди о моих прежних творениях и нынешних. Там, где я живу и работаю они не нужны, это по жизни. Меня любят за другое.

Когда читала стихи по памяти, смотрела на лица слушающих: заинтересованность, сочувствие, одобрение. Но, как оказалось, видела не все. Когда закончила, откуда-то сбоку раздался женский голос: «Пилите, Шура, пилите!» Я опешила. А голос продолжал: «Это агитка! За такие стихи надо расстреливать!» Я поняла, что «расстреливать» меня надо за импровизацию на тему стихотворения Булата Окуджавы «Молитва Франсуа Вийона». Тогда, на Пасхе, я ее читала, а Олег Степурко сказал, что это джазовая импровизация.

Включились и другие «пишущие и внимающие». В основном, отзывы были положительные. А я сидела, как ошпаренная. Представьте себе славного пса Шарика в начале романа Булгакова «Собачье сердце»: вот он идет, с ободранным боком, дружелюбно помахивая хвостом, в надеже получить сахарную косточку, а его-кипятком по ободранному боку! И что потом бедняге целая миска сахарных косточек, ему и плохо, и больно.

Так же плохо было и моему другу Якову: он тоже читал свои стихи. В конце заседания ведущий сказал, что, возможно мы собираемся в последний раз. А еще один участник, автор прослушанной нами повести, заметил, что такое отношение к людям недопустимо, тем более в приходском клубе, это все равно что бритвой с размаху. Яков заговорил о людоедстве.

После заседания ко мне подходили, желали удачи. Елена Нигри подарила свои стихи. А я подошла к той даме и поинтересовалась, кто она по специальности. Оказалось, у нее серьезное гуманитарное образование, ищет работу в православном издательстве. Все понятно: культурным растениям места не хватает, а тут сорняки лезут.

И тем не менее мне было плохо. Я думала, почему Господь послал мне эту даму? Что Он хотел сказать? Ответ пришел в виде мысли: гордыня. За эйфорией я забывала молиться или молилась формально. Как то само собой синий молитвенник открылся на 27 странице, на молитве перед началом всякого дела:

«Я есмь лоза,а вы ветви; кто пребывает во мне, и Я в нем,тот приносит много плодов, ибо без Меня не можете делать ничего»

Вот Он мне и напомнил, я-то думала, я сама пишу. Господь-Лоза, а мы-побеги, и без Него мы ничего не можем. Потому и исчезло ликование в винограднике моем. А еще я пребывала в эйфории, зато теперь спустилась на землю.

Обо всем этом я рассказала на группе. Они меня утешили. Саша, музыкант, сказал, что плохо бывает только в первый раз, потом стойкий иммунитет вырабатывается. Таня Мишина считает, что подобная критика конструктивна, так как заставляет работать. И она права, не получи я дозы негатива, разве я бы стала писать этот рассказ? Галя привела слова о А. Меня о том, что в приходах бывает две группы людей : больных и очень больных. И я поняла, что в нашем приходе, как и везде, люди разные, а я-то думала, одни творческие и доброжелательные. Сошлись на том, что агрессия этой женщины не была направлена на меня лично, что у нее свои пролблемы, а тут я подвернулась.

То, что я спустилась на землю-это хорошо. Что касается литературного клуба, мне будет жаль, если он закроется. Но надо как-то решить вопрос для чего мы собираемся: послушать друг друга или в целях опубликоваться. И еще нужно помнить о том, что мы христиане.

Заканчивая свое выступление, я сказала о том, что в 16 главе Исайи меня тронул также последний стих:

«…и остаток будет очень малый и незначительный»

В слове будет, выделенном курсивом, я вижу надежду.

«Еще не все отрезали», - сказала Аня, и группа одобрительно захихикала.

Ирина Якушева
Апрель 2007

 

Домра, три струны

Статья «Христианство и музыка» Олега Степурко интересная, впрочем как и все его статьи, которые я прочитала на сайте нашего храма. Вот только музыкальных терминов, понятных лишь профессионалам, много, и это затрудняет чтение. Я, например, так и не поняла, что такое «темперированный барьер», хотя Олег Михайлович утверждает,что это очень просто.

Напомню мысль Константина Семенова, высказанную им в статье « «Олег Степурко-джазист во христианстве», у каждого человека свой язык общения с Богом. А раз так, то нет «плохих» и «хороших» жанров, «плохих» и «хороших» инструментов, есть плохая и хорошая музыка. На чем играл царь Давид? На струнном инструменте, псалтири, предшественнике современной гитары. Значит Богу угодно все, если от души. Кто-то играет на трубе, кто-то на домре, кто-то джаз, кто-то рок, кто-то народную музыку.
Основную идею статьи «Христианство и музыка» я поняла после разговора с Олегом Михайловичем: он с горечью говорил об утрате преемственности. Цитирую статью: «Во время царствия Алексея Михайловича РПЦ приняла доктрину «Москва Третий Рим», и под эту идеологию уничтожила инструментальную музыку в лице скоморохов».

Пять телег с музыкальными инструментами были сожжены по велению патриарха Никона! А какой могла быть наша музыка, если бы эти инструменты сохранились?! Вот об этом и говорит музыкант с болью. Он пишет, что у скоморохов «было 14(!?) наименований ударных инструментов» и о том, что мы никогда не узнаем, что такое «клепало большое» и «клепало малое» и какую роль они играли в оркестре скоморохов.

А я читаю его статью и думаю о трехструнной андреевской домре.

Степурко назвал ее «мертворожденным инструментом», приводящим в отчаяние музыкантов своими возможностями. Я с этим не согласилась. Поговорила с Олегом Михайловичем, поняла, что в его позиции нет никакого снобизма. Домра ему хорошо знакома: сестра играет в оркестре народных инструментов, у нее профессиональное заболевание руки. Еще у него много друзей и знакомых, играющих на народных инструментах. Но настоящая домра, по его мнению, была не такой, как сейчас. Она исчезла вместе с теми сожженными инструментами.

Олег Михайлович пишет о казусе: Василий Андреев принял за домру круглую вятскую балалайку, и на ее основе создал целое семейство домр. И только после открытия фресок Софийского Собора в Киеве стало известно, что у домры было 20струн.

Я спросила у Степурко: «А, если у современной домры было бы не три струны, а двадцать, было бы лучше?» Он ответил, что вряд ли.

Тогда какая разница сколько струн у современной домры? Главное, что заново созданный Андреевым инструмент любим. В этом я убедилась, учась вместе с дочерью в музыкальной школе. И чем больше мы узнавали об этом инструменте, тем больше он нам нравился.
Когда молодой скрипач Василий Андреев пришел к известному скрипичному мастеру Иванову и попросил его сделать балалайку, мастер рассердился: это же недоразумение какое-то, а не инструмент! Три доски, три струны, звучит отвратительно. А потом мастеру понравился молодой музыкант, который горячо говорил о том, что хочет создать оркестр народных инструментов. Ну, разве не «джазовый человек»? (Это так Степурко говорит, когда хочет кого-то похвалить)

Вопреки общепринятому мнению, Василий Андреев делает свое дело и создает оркестр, где звучат балалайки и домры. С домрой пришлось повозиться. Как «бесовской инструмент» она была сожжена в средние века. За основу Андреев взял тот самый вятский инструмент.

Я ходила на все музыкальные занятия дочери: первые три года - точно. Алешина Елена Максимовна, преподаватель ДМШ в Крылатском, передала Лене такую любовь, такое трепетное отношение к инструменту, к детям, что это останется с нами навсегда.

А сколько мы посетили концертов: и классической музыки, и народной! Концертов профессиональных и ученических.

В оркестре народных инструментов домры играют ту же роль, что и скрипки в симфоническом оркестре. У меня, например, мурашки по телу, когда я слышу домры в свиридовской «Метели». А импровизацию на тему русской народной песни «По Муромской дорожке»,слышанную лет восемь назад на одном из концертов, помню до сих пор. Исполнял музыкант средних лет, как оказалось, автор многих учебных пособий по домре,они нам часто попадались на концертах. Фамилию музыканта вспомнила не сразу: Цыганков. Посмотрела в Интернете, точно: А. Цыганков, народный артист России…

Я просто хочу сказать, что у домры есть свой Степурко, есть свои профессионалы и свои почитатели. Благодаря домре моя дочь полюбила музыку. Ее музыкальные вкусы самые разные, но радует то, что она отличает хорошую музыку от плохой.

Я сама полюбила этот инструмент. Внешне он похож на половинку мандарина. Когда Лена пошла учиться, ей сперва выдали учебную домру. Потом, когда стало ясно, что желание учиться играть у нее есть, пришлось покупать свой инструмент. Сделанный на заказ в специальной мастерской, пахнущий лаком и деревом, он звучал так что, даже Елена Максимовна восхищалась. Мы относились к нему бережно: по настоянию педагога заворачивали домру в Ленкину фланелевую пеленку, чтобы не было перепада температур, затем клали в чехол, чехол запирался на ключ, чтобы не дай Бог… Нет, не упала ни разу.

Вдруг вспомнился случай из конца 90-х годов. Кто-то позвонил и сказал, что в музыкальной школе бомба. Милиция выводит детей, педагогов, а Елена Максимовна прорывается назад и выносит самое ценное: две учебные домры, клееные-переклееные Такое отношение к инструменту, как к ребенку…

Конечно, это все эмоции, скажут профессионалы. Я и написала о своем отношении к домре, не о музыке, а толчком послужила статья Степурко.

О музыкальных возможностях домры судить не мне. В Интернете читала статью Анастасии Щеглиной, солистки оркестра народных инструментов им. Осипова. Она пишет, что на этом инструменте можно исполнять как классические произведения, так и народные, как старинную музыку, так и современную. Но вот беда: не пишут композиторы для домры. Об этом я тоже говорила с Олегом Михайловичем, показав ему статью Щеглиной. Действительно, не пишут, согласился музыкант и добавил, что даже для трубы есть «Неаполитанский танец», а вот для домры ничего нет…

Остается надеяться на молодых композиторов, студентов консерваторий. Ну, не «зажигает» домра музыканта и композитора Олега Степурко, и что тут поделать? Зато как повезло трубе!

Ирина Якушева

Примечание:
1.Статья О.Степурко «Христианство и музыка» опубликована на главной странице сайта нашего храма 19.04.2007 http://damian.ru
2.Статью К. Семенова «Олег Степурко-джазист во христианстве» можно также найти на сайте нашего храма, главная страница 16.02.2007,там же другие статьи Степурко
3.Статья Анастасии Щеглиной о домре помещена на сайте webmaster@iqm.ru