Если внимательно вчитаться в Евангелие, то станет видно, что главная идея этой Книги - это Царство Божие. Христос настойчиво пытается донести до нас эту мысль. Вот Он сравнивает Царство с человеком, который посеял доброе семя на поле своём, вот Он пытается показать его в притче о зерне горчичном, о закваске. С какой-то потрясающей настойчивостью Иисус возвращается к этой теме: - Это и, - притча о сокровище, которое скрыто на поле, и притча о купце, который ищет хороших жемчужин.
Опять и опять Он объясняет, что такое Царство, пытаясь достучаться до нас. Вот Он говорит: "Что Царство подобно неводу, закинутому в море, что оно, - это царь, который захотел сосчитаться с рабами своими. Наконец, - Царство, оказывается, даже похоже на женщину, потерявшую монету".
Складывается такое впечатление, что для Него необычайно важно, чтобы Его последователи хорошо представляли эту субстанцию, если половина притч посвящена тому, чтобы слушатели почувствовали это самое Царство. И видно, как Он подходит к этому образу то с одной, то с другой стороны, пытаясь объяснить человеку необъяснимое.
Когда же все словесные образы были исчерпаны, а люди так и не поняли идею Царства, Иисусу ничего не оставалось, как, наконец, показать Царство Небесное избранным ученикам.
Это случилось на горе Фавор. Преображение - и есть наглядная иллюстрация Царства Небесного, когда все предметы вдруг приобретают необыкновенный вид и становятся, как бы из другого мира.
И бывают моменты в реальной жизни, когда ты сам сталкиваешься с проявлением Царства Небесного, когда в какой-то момент, вдруг всё вокруг преображается, и ты видишь, что эта ситуация, как бы ещё одна притча Христа, которую Он нам рассказал, но не на страницах Книги, а в жизни. И становится понятно, что Евангелие не кончилось, что оно продолжается сегодня. И тогда возникает огромное желание поделиться этим опытом, ибо он похож на прекрасные цветы, которые хочется подарить всем.
Но тут натыкаешься на несовершенство языка и понимаешь, у тебя выходит какой то невнятный лепет вроде: - "как на земле белильщик не может выбелить", что ты не можешь передать того великолепия и торжества, которое было в душе и от которого "горит сердце".
Нечто подобное случилось со мной на встрече, памяти Гриши Крылова. Через музыку, через его стихи, через природу, через его друзей, вдруг открылось то, что так потрясло апостолов на горе Фавор, и что так важно понять любому христианину. И хотя, наверное, словами описать этот опыт невозможно, я всё же попробую это сделать, прибегнув к помощи Гришиной поэзии.
* * *
Один человек сказал: "Рай - это другой человек". И общение с о. Александром Менем, было райским. Но не только с ним. Вокруг него собирались, наверное, лучшие люди страны. ( И я не удивлюсь, если после смерти узнаю что, так это и было).
Забавно рассказал об этом наш друг, физик Саша А., который после долгих уговоров, снял вблизи от ново деревенской церкви дачу для своей семьи: "Выхожу я, - рассказал он, - как - то поздно ночью вылить помои в уличную канаву, и, вдруг слышу, как в темноте двое прохожих рассуждают о проблемах санскрита, и тогда, я понял, - продолжил рассказчик, - что попал в центр Вселенной".
Одним из тех ночных собеседников был Гриша Крылов, который жил в поселке Заветы Ильича (мы называли его Новые Заветы). Он был душой нашей колонии дачников, снимавших дачи вблизи ново-деревенской церкви, чтобы быть поближе к о. А.
Гриша тогда устраивал в Заветах домашние поэтические вечера и концерты церковных бардов. Помню, он попросил меня спеть свои песни, и обещал прийти ко мне с друзьями, какого же было удивление моей хозяйки, когда ко мне в тот вечер пришло 40 человек.
Хотя Гриша окончил Институт Гнесиных, (интересно, что с ним на одном курсе учились Юра Пастернак и Володя Шишкарёв, всей стране известны их христианские песни), и был гитаристом, он оставил гитару и стал индологом, переводил с санскрита.
Любопытно, как он к этому пришёл. В детстве, под диваном, он нашёл учебник санскрита своей бабушки, воспитанницы смольного института. И самостоятельно (!?), выучил этот язык.
Кроме того, Гриша был поэтом, и после его смерти, друзья опубликовали его стихи маленьким тиражом. Любовь, и вкус к звуку, которая была у него, как музыканта, осталась и в стихах:
ПРЕДЗИМНИЙ ЗВУК
Звук рассеянный, поздний, пустой
Просвистел над подмёрзшей листвой.
То ли кнут пастуха перещёлкнул,
То ли это сурок полевой...
Я в замёрзшее гляну окно.
И холщовое выну рядно.
Всё: и дом, и крыльцо, и деревня
Мелким снегом запорошено.
Выйду в маленький глохнущий двор,
Где скривился дощатый забор,
И скажу еле слышное слово
Этой выси свинцовой
Вскользь летящему снегу в упор.
Смерть и время стоят во дворе,
Рвут свинцовую нить в декабре,
Закрывая меня снегопадом
И сурка в его сирой норе
Этот удивительный человек обладал фантастическим талантом соединять людей, раскрывать их творческий потенциал. Все его безумно любили за умение парадоксальным образом взорвать любую ситуацию, показать любое явление с неожиданной стороны, заставить человека оторваться от суеты и задуматься над Вечностью. Ему ничего не стоило в летнем семейном походе, когда дети выбились из сил, и отказывались идти, вдруг стать на голову посреди улицы. И это так рассмешило детей, что они вмиг забыли о своей усталости, и дошли до дома.
В этом грязном подмосковном поселке, со спившимися аборигенами, Гриша был звуком небесной валторны, будящий память о Горнем мире:
* * *
Наполнен день заботами. Нет денег.
Строительный посёлок разворочен
Дождями вдрызг и никуда не деться
От его грязных ямин и обочин.
Но мы, въезжая в зимние квартиры,
Найдём работу, обретём опору
Долги заплатим, и ответим миру
Валторной ноября, предзимним горном.
Я повторяю: "Твоё иго - благо".
Зима - и снег летит на двор осенний,
Где осень варит огненную брагу,
А зимний ветер её рвёт и пенит.
Он имел талант организатора. Достаточно сказать, что на заре перестройки именно Гриша смог устроить первое публичное выступление о. Александра Меня в клубе "Новых Заветов". В его маленьком посёлке выступали джазовая группа "Три о" и академический пианист Владимир Бунин. Как любой настоящий поэт, Гриша был пророком, и сейчас стало ясно, что это стихотворение написал о своей смерти:
* * *
Корми слезою деревянной,
Орехом осени сухой
Или обшаривай карманы
Листвой, набитые, трухой.
Но ветер, сорванный с высоких
Холмов, с пригорков и плетней
Летит на высохшие щеки
Пустых откинутых полей.
Где облака у горизонта
Опять, наплакавшись, сошлись,
Как бабы, и рядят негромко
Про мою смерть, про твою жизнь.
Каждый год мы, друзья Гриши собираемся на годовщину его гибели у Вики Ш. в поселке Братовщина, который расположен недалеко от Новой Деревни. Но в этом году был особый повод, - наконец стихотворение Гриши были опубликовано в престижном поэтическом журнале "Арион", и я должен был привести 10 авторских экземпляров вдове Гриши, - Ире.
Редактор "Ариона", выбрал для публикации лишь одно стихотворение Гриши, но когда я его перечитал, вдруг понял, что именно это стихотворение - молитва а, "хлеб и винцо", которое просит поэт - это Причастие:
* * *
Дай мне серого холста,
Травы зелёной, воска с талой свечки,
И я слеплю тележку, человечка,
Оглоблю, обод и село под вечер
Она со скрипом въедет в воротца.
Дай мне немного маслица, сырца,
Чтобы заткнуть тряпицею утечку,
Где кот сидит, зажмурившись под вечер,
Как шкалик у цветного изразца.
Дай мне картечи и свинца,
Чтобы залечь с солдатами за речкой
И ждать врага, который недалече,
Сдувая снег с худого ружьеца.
Дай хлеба мне и кислого винца.
Русская пословица говорит: "Труднее всего молиться и долги отдавать", и каждый знает, как трудно себя понудить на какое-либо хорошее дело. Но в этом году возникло столько препятствий, что всё шло к тому, что встреча сорвётся. Тот человек, который должен был всех обзвонить, не смог этого сделать. А тех, кто всё же знал дату встречи, вдруг скрутил недуг простуды, и они отказались приехать.
И вот, я тащусь из Москвы, с работы с тяжелой сумкой журналов в Братовщину, сил нет, да и к тому же ясно, что никого не будет. В голове одна мысль: "Ну вот, опять соберутся те же люди, опять будут вспоминать те же ситуации, много раз переговорённые".
Но когда я, наконец, дошёл до Вики, вдруг начались чудеса.
Во первых, так сложились обстоятельства, что все друзья Гриши, чудесным образом приехали. Во вторых у меня, в джазовом ансамбле, вдруг появился пианист Миша П., который, как оказалось не только, живет в поселке Заветы Ильича, но и к которому накануне своей гибели заходил Гриша. А я, всё, перепутав, назвал ему улицу не Полевая, а Парковая. Но чудесным образом, Миша, проплутав больше часа по поселку, смог найти наш дом по звуку моей трубы.
Мишина жена - Оксана, оказалась профессиональной исполнительницей русских романсов, а сам Миша ещё и блестящим гитаристом. Он принёс с собою потрясающую палисандровую гитару, сделанную одним из лучших мастеров России. (По странному стечению обстоятельств, проживавшему там же, в Заветах Ильича).
И весь вечер мы, практически ничего не говорили, а только пели и играли, и через эту музыку пришло столько информации о Грише, о его жизни, о его любви к нам.
Началось с того, что Оксана запела старинные цыганские романсы под феноменальный аккомпанемент Миши. А надо сказать, что нет в мире ничего более антиджазового, чем городской романс. И если в джазе, солист постоянно взаимодействует с ритмической линией аккомпанемента и устраивает с ней диалог, то в романсе певец зациклен на своих эмоциях, и постоянно рвет ритм остановками. А аккомпанирующему инструменту приходиться бегать за ним, как лакей с подносом, за пьяным барином.
Очень интересно связал поэт Алик Зорин жестокий, декадентский романс, с вековым отсутствием исповеди в православной церкви. Неисповеданный грех, человек, как в глиняный сосуд переплавлял в романс, причём, не каясь, а наоборот, любуясь грехом.
И, вообще сентиментализм, по мнению некоторых психологов, бывает признаком жестокости. Как писал в своих воспоминаниях Армстронг, самый кровавый убийца Америки, чикагский гангстер Аль Капоне, когда приходил в их клуб, заказывал исключительно сентиментальные баллады. Как бы сейчас сказали попсу, но только не джаз. И есть свидетельства о музыкальных вкусах эссесовских палачей Освенцима. Они слушали исключительно сентиментальные танго - "Медхен, Гретхен, и т. д.".
Когда я учился в консерватории, мне приходилось ездить в фольклорные экспедиции, и когда мы привозили городской романс, фольклористы называли это музыкальным мусором.
Но, вот тот день случилось чудо, вдруг все отчётливо почувствовали, что это наш Гриша через романс говорит свой вдове Ире.
Конечно, сейчас я могу лишь приблизительно вспомнить слова, но смысл таков. Певица пела: "Я далеко от тебя, но моя любовь будет вечно, как свет звезды, идти к тебе из моей страны, и наполнять твоё сердце миром и покоем".
Об этом же Гриша написал в своём стихотворении:
* * *
Отныне мне имени нет.
Я с тихою вечностью связан.
И осени серый кисет
С листвою душистой развязан.
Развязаны злые узлы
И прошлое просто забыто,
Просеяно горстью золы
Сквозь осени звёздное сито.
Хрустит под стопою листва.
И тусклое небо, и ветер,
Прохладная мягкая тьма
Сплетаются в светлые сети.
И лица прохожих светлей,
Загадочней и отдалённей
Сквозь пёстрой листвы благовонье
И чёрные свечи ветвей.
И тогда я вдруг, понял, что на этом свете нет ничего бесполезного и, даже романс, может иметь смысл. Правда, для этого нужно чтобы рядом была вдова, а на небе ушедший друг.
Но потом случилось ещё интересней. Виктор З., земляк Гриши по Ростову-на-Дону, (в этом городе родился Гриша), по профессии океанолог, который на наших встречах никогда не пел, вдруг спел песню, культовых рокеров 60-х, Саймона и Гарфункула, гармонию, которой помог "снять" Гриша. И в мелодии этой песни, чистой, как горный ручей, мы услышали какую-то очень важную мысль о жизни Гриши, которая проходит в таких же, как эта песня, мирах высокого духа и красоты. В этих мирах, как на горных вершинах струиться "голубой, розовый и синий снег":
СНЕГ
И голубой, и розовый, и синий
Струиться снег. В замёрзшее стекло
Я всё слежу скольженье лёгких линий.
Сверкает иней. Холодно. Светло.
И жить дано в торжественном молчанье,
И ничего вокруг не замечать.
Так в сумраке симфонии "Прощальной"
В серебрянном подсвечнике свеча
С потрескиванием легким догорает.
Один скрипач, склоняясь в полусне,
Ещё играет, всё ещё играет.
Последним звуком снег скользит в окне.
И нам, в тот миг дано было почувствовать "жизнь в торжественном молчании". Это говорящее безмолвие, наполненное любовью и миром.
Но чудеса этого вечера продолжались. Миша П. Сыграл на гитаре Ричикар ХХVI века, феноменальной техникой, двумя пальцами играя тремоло мелодию, а остальными тремя, аккордовый перебор аккомпанемента. И эта небесная, волшебная музыка погрузила нас в мир тихой радости, которая бывает, только в детстве, когда жизнь наполнена воспоминаниями души о рае. И стало явственно присутствие нашего друга, который говорит нам через музыку и хочет обнять:
* * *
Как будто мёртвые хотят обнять
Живущего - трепещущие тени
Летают вокруг яркого огня
И падают на плечи и колени.
Это ладони или ветер? Кто
Как лист летит, в словах лица касаясь?
И каждый новый роковой повтор
Прикосновенье легкое срезает.
Поэзия - изорванная связь
Случайных слов, внезапных междометий.
К лицу прикосновений скрытых страсть.
Скажи, это ладони или ветер?
И когда я предложил пустить по кругу чашу, чтобы каждый сказал что-либо о Грише, художница, Женя Г. , после всех высказываний вдруг сказала: "Я не понимаю, о каком Грише вы все говорите?". И стало понятно, что действительно мы стали говорить о другом Грише, о том, который за эти годы изменился и стал другим. И я, вдруг ясно осознал, что жизнь, это постоянное изменение и жизнь в Царстве Божием - это тоже постоянное изменение.
Об этом же написал французский писатель Ж. Бернанос. Герой его романа, священник, предупреждает свою прихожанку, что если она не измениться и не покаяться, она не сможет после смерти встретиться со своей умершей дочерью. "Вы её, - говорит священник в романе, - просто не узнаете".
После встречи, мы вышли на двор и, вдруг увидели, что небо торжествует салютом из миллионов звёзд, а снег искриться, как бриллиантовые россыпи. И я вспомнил, когда видел такое небо.
Много лет назад, когда дети были маленькими и сильно болели, мы с женой не смогли выбраться в Церковь на рождественскую службу и решили, хоть прогуляться по двору ночью. И когда мы вышли, мы неожиданно увидели, что в мире разлита такая тишина, что над нами сияло такое необычное небо, наполненное миром, и благодатью.
Куда-то исчезли гаражи, склады и бесконечные заборы промзоны Рабочего поселка, в котором мы жили. Мы, абсолютно завороженные, ходили по двору, позабыв про всё, про то, что вокруг нас грязные гаражи, про болезнь детей, безденежье, невозможность попасть в храм. Парадоксально, но эта рождественская "тихая ночь", заполнилась больше, чем многие помпезные службы в храмах.
И вот такая же ночь, великолепием сияла над Братовщиной. Передавая нам благую весть, о том, что любовь рождает любовь, что смерти нет, и что у Бога все живы.
Недавно, один христианин, рассказал о своём посещении югославского села Меджугорья этим летом. Это место известно всему верующему миру явлением Божией Матери местным детям, - пастухам. И хотя дети выросли, и стали уже взрослыми, Богородица и сейчас приходит к ним. Так случилась, что одна девушка заболела раком и, когда к ней пришла Святая Дева, она попросила исцелить её от болезни. "Хорошо, - ответила Богородица, Я исцелю тебя, но тогда Я не буду приходить к тебе. Я даю, - продолжила Святая Мария, - месяц на размышление, после чего ты скажешь Мне своё решение".
"И этот месяц, - рассказала эта девушка, - был самым чёрным и несчастным в моей жизни".
Значит рай - это не место, а ВСТРЕЧА. И там, где любовь, там рай. И мы в тот день были в раю, и он тогда был в Братовщине, где мы собрались на встречу с нашим другом.
Но всегда о рае, ещё со времён Данте, лучше всех говорят поэты. Поэтому я закончу стихотворением ученика Гриши Крылова, который учился у него в новозаветской школе, а сейчас он стал нашим прихожанином, - это Константин Лунёв. Он посвятил его своему учителю:
ПАМЯТИ ГРИГОРИЯ КРЫЛОВА
Я пришел к вам из смерти,
Из пустыни и мглы,
От больной круговерти
И объятий зимы.
Кто вдыхал эту стужу,
Кто поил этот зной?
- Как разбитые лужи,
Твое сердце со мной.
Чахла память надгробий.
Это - место в душе.
Словно горнии сходни
На пустом этаже.
И спускается сумрак
На непознанный день:
- И как будто не умер,
А взошел на ступень. -
А в приютной прихожей
Твоей шапки венец:
Златошвейный, погожий,
Дождевой бубенец.
Композитор Олег Степурко
