Единство в многообразии – фундамент Божьего мира.

 

Тема нашей встречи: Единство в многообразии.

Принять другого. Принять себя.

 

Мир един, прежде всего, в своем происхождении. В этом даже нет противоречий между христианским и материалистическим взглядом на мир. Христиане ведут начало мира от момента, когда «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт.1,1), материалисты, правда, не все, от «большого взрыва». Весь мир существует и развивается по одним и тем же физическим и химическим законам. Однако с появлением живых существ, начиная с вирусов, бактерий, одноклеточных и т.д. происходит индивидуализация каждого живого организма, отстаивание собственной жизни за счет органических и неорганических веществ из окружающего мира, а также за счет пожирания других живых организмов. Складывается сложнейший конгломерат растительного и животного мира, где все организмы взаимосвязаны между собой, и в  то же время каждый отстаивает свою жизнь и свои потребности. И чем выше уровень организации живых существ, тем выше чувство индивидуальности, начиная с психической жизни у млекопитающих, и достигая вершины в духовной жизни человека. Вероятно, можно также утверждать, что с повышением уровня организации растет и многообразие индивидуумов, составляющих то или иное сообщество, достигая максимума в человечестве. Одновременно возрастает степень индивидуализации каждой отдельной особи. Опять-таки, достигая максимума в человеке.

Если говорить о единстве при всем этом многообразии, то важно определить, что мы имеем в виду? Вероятно, в нашем размышлении речь идет не о единстве происхождения, не о единстве химических элементов, составляющих живые организмы, а о единстве индивидуумов, вступающих в те или иные отношения между собой, о характере этих отношений. И здесь мы должны признать, что в окружающем нас мире преобладает совсем не единство, а постоянная борьба за выживание каждого отдельного растения и животного. Происходит постоянная «дарвиновская эволюция» выживание наиболее приспособленных в результате процесса, названного Дарвиным «естественным отбором».

Здесь, правда, все еще остается не выясненным самый главный вопрос: эта изменчивость живых организмов, поставляющая материал для естественного отбора, есть результат абсолютной случайности, или же наряду со случайными мутациями имеет место и направленный мутационный процесс? Такие ярые атеисты среди современных биологов, как Докинз, настаивают, естественно, на абсолютной случайности мутаций. Однако мне этот вопрос представляется еще очень далеким от окончательного ответа.

Что касается единства, то оно, по-видимому, появляется впервые в животном мире в виде пар, небольших групп и стай большего или меньшего размера. Хотя внутри стаи есть своя иерархия: свои вожаки и маргиналы, но в случае опасности стая объединяется против общего врага, – хищника или другой стаи того же вида. Тот же уровень единения сохраняется и в условиях родового строя в сообществах первобытных людей, в деревнях, в бедных районах мегаполисов и т.п. Следы таких сообществ можно было наблюдать еще  в 19-м веке среди примитивных племен Австралии, Африки и Южной Америки. По-настоящему виды и способы организации разных человеческих племен формируются вместе с возникновением очагов цивилизации, начиная с Месопотамии в 4-ом тыс. до н.э..

Первое библейское свидетельство о возникновении крупных объединений различных этносов мы имеем в сказании о Вавилонской башне.

В синодальном переводе мы читаем об этом событии следующее: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли(Быт.11,4).

Однако в новом переводе цель строительства «башни высотою до небес» не просто «сделать себе имя» прежде того, как рассеемся по земле, а как раз именно для того, чтобы не рассеяться по земле бесследно. Они говорят: "Построим город с башней до неба, –  сказали люди, – Так мы прославим наше имя, чтобы не рассеяться по свету бесследно" (Быт.11,4). То есть цель великих строек – сплочение людей вокруг великой задачи.

Таким насильственными объединениями начиная с 4-го тысячелетия до н. э., были империи. Империи, построенные на власти меча. В этих империях существовало такое выражение: сделать людей другого города или страны говорящими на одном языке. Оно означало депортацию.

Ассирийские, вавилонские и другие завоеватели очень часто устраивали массовые депортации. Чтобы перемешать население, чтобы погасить национальные очаги сопротивления, чтобы вообще национальную культуру убить, чтобы люди были все одинаковые, чтобы они были «людьми одного языка». И вот эту модель, жестокую, но, увы, всем хорошо знакомую, мы и находим в сказании о Вавилонской башне. Там сказано: «И был у них один язык и одно наречие». Собранные люди. Чем собранные? Любовью? Нет. Братством? Нет. Сотрудничеством? Тоже нет. Они были собраны силой и могли быть удержаны также только силой. Этот способ взаимоотношения человеческих сообществ, – удержание силой оружия, экономическим или политическим принуждением, –  сохраняется и до настоящего времени.

Но уже во 2-м тысячелетии до нашей эры прозвучал призыв, обращенный не к плоти, а к духу человека, как образа и подобия Творца. «И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе;  и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение; Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные» (Быт.12,1-3). На смену биологическому, родовому и рационалистическому принципам объединения людей приходит духовный принцип. Бог желает излить Свое благословение на все народы, на каждого человека, и в этом даре Божием люди приобретут счастье и единство в согласии, достигнутом не силой оружия, а осознанием своего единства, как носителей образа и подобия Творца всей Вселенной. Это может показаться утопией, но именно к этому единению Библия направляет людей, начиная уже с 12-й главы первой книги Библии – Бытие. 

Однако, чтобы направиться к достижению  Единства в многообразии, научиться  принять другого и принять себя, нам следует вновь вернуться к древнему мудрому призыву: «Познай самого себя». Только на основании правильного представления о самом себе станет возможным избрание правильного жизненного пути и построение единства между всеми людьми.

Христианское учение о человеке, т.е христианская антропология, включает в себя рассмотрение трех аспектов, составляющих сущность каждого человека: творение, грехопадение, спасение. Если говорить очень кратко, то содержание этих трех аспектов общеизвестно: человек, единственный во Вселенной несет в себе образ и подобие Божие; природа человека дисгармонична и иррациональна, искажена  грехом; спасение человека от духовной смерти в вере и следовании за Спасителем, Иисусом Христом, который есть Путь, Истина и Жизнь. Каждый из трех аспектов – огромная тема, на каждую из которых написаны библиотеки книг.

Напомню: тема нашей встречи Единство в многообразии. Принять другого. Принять себя.  Краткое рассмотрение каждого из трех пунктов темы нашей встречи я начну с последнего из них:

 

Принять себя.

 

В современной психологии, в том числе и христианской, часто говорится о «любви к себе». Казалось бы, к такому отношению к самому себе есть серьезные обоснования.

«Люби ближнего своего, как самого себя»(Лев.19,18).

«Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее» (Еф.5,29).

«А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин.1,12-13).

В самом деле, ведь если и мне Творец даровал привилегию быть его возлюбленным сыном или дочерью, как я смею это чадо не любить!? Нелюбовь к себе есть грех! Согрешает всякий, кто думает о себе низко. Согрешает всякий, кто не почитает в себе образ бытия божественного, кто себя унижает, растлевает и т.д.

И в то же время нельзя не согласиться с свящ. Андреем Лоргусом в том, что «Любовь к себе» – фраза многозначная. Вырванная из евангельского контекста, понимаемая в современном, невротическом смысле, она может извратиться до эгоистического самолюбия. Мне представляется, что в современном русском языке лучше все-таки заменить формулировку «любить себя» на «принимать себя». Принимая себя тем, кто ты есть, можно положить начало смирению.  Смирение – результат обретения трезвого отношения к себе.

Между прочим, как заметила одна из психологов нашего храма Ирина Каленова, свидетельством частого отсутствия «любви к себе» в России является то обстоятельство, что люди не умеют принимать благодарность и комплименты, нет такой культуры у людей. Самый простой пример – когда хвалишь в человеке благоприятные изменения внешности, он отмахивается: «Ой, да ладно», как будто и не про него речь. Или человек что-то хорошо сделал, а на комплимент начинает оправдываться: «Да это случайно, да мне помогли»…

Другой пример, уже мой. На выражение благодарности нередко отвечают: «Не за что!». Для кого как, но мне кажется, что это звучит просто грубо: «Это, мол, такая ерунда, что и говорить об этом нечего!». Значит, дело, в котором мне помогли, совершенно незначительное, да и сам я, следовательно, ничего не значу.

Предлагаю конкурс на лучший краткий ответ, на выражение благодарности. Например: Вас благодарят за что-то, а Вы можете ответить: «Очень рад был Вам помочь!» Возможны варианты.

Впрочем, у молодежи я замечаю иное отношение к комплиментам. Когда, даже во время исповеди, говоришь девушке что-либо приятное о ее внешности, в ответ слышишь радостное «спасибо!». Так что, возможно, положение исправляется.

Другим аспектом отношения к себе, принятия самого себя является вопрос самооценки. Как православному человеку отметить в себе хорошие качества и при этом не возгордиться? Ирина Каленова отвечает: «Делать что-то лучше других и признавать это – нормально, но считать себя при этом лучше других – гордыня».

Ирина Каленова говорит, что не любит слово «самооценка», а предпочитает выражение «чувство собственного достоинства». Мне напротив, кажется, что это второе выражение  несет оттенок превозношения, в то время как слово «самооценка» вполне нейтрально. Можно, например, говорить о завышенной, заниженной или нормальной, трезвой самооценке. Интересно, что молитва, читаемая сразу после преосуществления Святых Даров на Литургии говорит именно об этом: «Якоже быти причащающимся во трезвение души, во оставление грехов в приобщение святаго Твоего Духа… не в суд или во осуждение».

Ирина Каленова приводит хороший пример трезвого отношения к своим возможностям. Когда человек садится в самолет, то стюардесса перед взлетом объясняет: в случае экстренной ситуации кислородную маску необходимо сначала надеть на себя, а потом уже на своего ребенка. И это понятно: если мама «отключится», маску на ребенка уже никто не наденет. И что будет с ребенком, даже если на него другие наденут маску, а мама уже не будет дышать? Это же относится и ко многим другим жизненным ситуациям – не следует забывать о том, что для оказания помощи другому мне самому нужно быть в форме. Для каждого человека необходимы пища, отдых и др. Без этого он не сможет быть полезным для других, а напротив сам может стать объектом благотворительности.

Необходимо всегда помнить о том, что все христианские наставления всегда должны нами проверяться по соответствию их духа духу Евангелия. Важно никогда не забывать, что христианство не предлагает нам список рецептов на каждый случай нашей жизни, а духовное направление созидания себя в духе любви к Богу, к себе, к ближнему и ко всему миру. Из всего моря замечательных высказываний о том, как надо жить и действовать христианину, мы призваны интуицией нашей веры и верности Христу выбирать то, что наиболее соответствует нашему сердцу и сложившейся ситуации.

Две цитаты из книги некоего Леандра Лашанса – канадский католик, мирянин, наш современник. Он публикует некоторые свои мысли, которые он расценивает, как слова, сказанные ему Богом.

Дитя Мое, какие-то события твоей жизни необходимы, чтобы ты увидел собственную уязвимость. Насколько ты слаб и уязвим, настолько же тебе не нужно ничего бояться, ибо тебя защищает Покров Моей Пресвятой Матери и с тобою всегда Я: мы вместе идем к полноте Любви.

Мысль на этот день взята из книги «Ради счастья Моих детей, которых Я избрал ИИСУС». Леандра Лашанса, том 3, номер 22.

Дитя Мое, иди вперед с верой – не пытайся понять, куда Я тебя веду. Для тебя важно только одно – позволять Мне вести тебя, позволять Моей Любви владеть тобою. Слушай же Меня постоянно – как в людях, которых Я ставлю на твоем пути, так и в своем сердце.

 

Принять другого

 

Отношение к самому себе, принятие себя переплетаются с отношением к другому, к другим людям.

Так что же такое любовь к себе и чем она отличается от эгоизма? – Эгоизм это состояние разума и чувства, когда для человека собственная значимость выше значимости другого. Мои интересы и моя значимость в обычной жизни должны быть равны интересам и значимости других людей. Когда мы едем в часы пик в транспорте, то, конечно, от нас требуется терпение и понимание того, что обилие людей – неизбежное следствие жизни в мегаполисе, неизбежное постоянное упражнение в смирении и терпении. Здесь – полное равенство.

В стремлении помочь другим, в занятиях благотворительностью кроме благородного желания помочь нуждающимся крайне необходима рассудительность. Вот что пишет ап. Павел христианам Коринфа в связи со сборами пожертвований для менее обеспеченных общин в других городах.

«Совершите же теперь самое дело, дабы, чего усердно желали, то и исполнено было по достатку. Ибо если есть усердие, то оно принимается смотря по тому, кто что имеет, а не по тому, чего не имеет.  Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность» (2 Кор.8,11-13).

Надо понимать, кому действительно необходима помощь, а кто путем манипуляций пытается тебя использовать вместо того, чтобы самому как-то решать свои проблемы. Необходимо отличать подлинную нужду от профессионального попрошайничества со стороны людей, которые вполне могли бы работать. Можно все силы и время бросить на помощь другим, а потом, когда ресурсы закончатся, произойдет то, что называется выгоранием, а вместе с ним придут разочарование и депрессия.

Особая часть этой проблемы – отношение к инвалидам. Я приведу слова об этой проблеме одного из наших замечательных священников, о. Алексия Уминского, где он говорит об особенной реакции на инвалидов у некоторой части общества.

«Не всегда адекватное отношение некоторых граждан к инвалидам, мне кажется, часто связано с тем, что люди не готовы видеть других людей, внешне измененных, а иногда – буквально искалеченных болезнью, травмами и так далее. Взгляд на инвалидов заставляет некоторых чувствовать свою беспомощность перед подобным и от этого отгораживаться. Человек не понимает, боится и не знает, что ему с этим делать. Ему, возможно, на подсознательном уровне, становится страшно, что такое может случиться с ним, с его близкими. А потому – нужно срочно отгородиться, исключить это из своей жизни, придумать себе какую-то причину для этого».

Община этого храма, Троицы в Хохлах проводит, например, такую замечательную работу. «Раз в месяц, – рассказывает о. Алексий, – в одну из суббот к нам приезжают семьи с детьми – подопечными детского московского хосписа «Дом с маяком». Прихожане храма откликнулись на эту инициативу, и многие уже не представляют себе, как по-другому будут жить, если они не станут ухаживать за этими детьми. Они привозят «подшефные» семьи на своих машинах в храм, следят за тем, чтобы им в храме было удобно. После службы – устраивают чаепитие в храме с пирогами. Для братьев и сестер детей-инвалидов в храме устраиваются мастер-классы, с ними занимаются художники и так далее. Я беседую с родителями, рассказываю им о каких-то важных вещах: о молитве, о Евангелии, о таинствах». Вот замечательный пример, достойный подражания.

Конечно, бывают такие ситуации, когда человек жертвует всем, даже жизнью, чтобы помочь другому. Сам Господь возводит заповедь о любви к ближнему на новый, бесконечно высокий уровень.

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.» (Ин.13.34-35).

«Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас.

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам.  Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего.» (Ин.15,12-15).

«Сие заповедаю вам, да любите друг друга. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин.15,17-18).

Единство в многообразии.

 

Мы знаем, что уже первая община из 12 учеников была объединением очень разных людей. Здесь и рыбаки, Петр, Андрей, Иоанн и Иаков. Здесь и сборщик податей Матфей, и его антипод – Симон-зилот. Здесь и скептик Нафанаил, и пессимист Фома. Между учениками возникают споры – «кто бы из них был больший». А любимый Иоанн с братом Иаковом при входе в Иерусалим, когда Иисус идет навстречу Своей смерти, спорят о портфелях в будущем правительстве, вызывая недовольство и гнев других учеников.

Многократные наставления,  на Тайной Вечере Иисуса ученикам любить друг друга завершаются молитвой о единстве учеников.

«Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино.  Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин.17,21-23).

И эта самая яркая и отчетливая молитва Господа о единстве, конечно, имеет в виду не только ближайших учеников, но конечно охватывает всех Его последователей. К сожалению, этот призыв, как практически и все заповеди и наставления, исходившие от Всевышнего постоянно забывались и забываются грешным и немощным человечеством. Как говорил один из российских историков Церкви, история эта «дает обширный материал не столько для хвалебных од, сколько для скорбных элегий». Конечно, с другой стороны мы имеем в истории Церкви множество святых, прославленных и не прославленных, - мужчин и женщин самого разного происхождения, социального положения, явивших подлинный лик христианства, как богочеловечества.

Одним из наиболее ярких проповедников христианского единства, близких к нам по времени и по духу, был, как вы, конечно, все знаете, о. Александр Мень. Вот что писал о нем известный деятель русской православной эмиграции, недавно скончавшийся Никита Алексеевич Струве в своей статье «Памяти о. Александра Меня»

«Он не мирился с разделениями в христианском мире, и в противовес тем, кто любит воздвигать перегородки до самого неба между своими же, искал тех основ в Слове Божием и в святости, которые нас соединяют, а не разъе­диняют с инославными. В его прицерковном кабинете под иконами стояли изображения католических святых, таких несомненных, как св. Тереза – Малая и Шарль де Фуко... Все это не могло не вызывать и зависти, и непонимания, а у фанатично настроенных людей и озлобления. Кто бы ни был фактическим убийцей о. Александра, в его мученической кончине повинны все те, кто сектант­ской узостью, горделивой правотой прямо или косвенно разжигают чувства религиозной распри и ненависти, все те, кто не умеет понять универсальность христианского благовестия и смелые, пусть иногда и рискованные шаги в этом направлении».

Вот некоторые размышления о. Александра Меня на тему Единство в многообразии, в частности в том, что касается единства христианского мира.

Что такое реформация? Реформация познается изучением карты. Мы видим, что восстают северные народы, северные страны. Латинское христианство, достаточно жизнерадостное, с элементами светскости, немножко Ренессанса, немножко восторженное –  святой Франциск и Папа Лев Х – весь средиземноморский христианский мир долго тяготел над всей Европой. А потом северная Европа стала освобождаться от всего этого. Даже посмотрите на некоторых германских католиков или католиков других северных стран Европы, у них ничего этого нет, они уже не любят статуи, распятия.  У них даже и храмы часто похожи на протестантские, потому что они не нуждаются в атрибутах, украшениях южного христианства. А как протестантский храм воспринимает православный человек? Для него это голый храм. Как один батюшка сказал: «Там и покадить негде – одни стенки». И он совершенно прав. Я сам чувствую себя неуютно в храме, где почти все стены голые, не поймешь, что это за помещение. А западный человек, северный человек, он старается как можно больше убрать.

     Кто из вас читал книжку Белля «И не сказал ни единого слова»? Героиня с каким-то необъяснимым рвением выкидывала все картинки из комнаты и оставила только одно распятие на голой стене. Посмотрите фотографии комнаты святой Терезы из Лизье – ее кроватка, одно распятие на стене и все, больше ничего нет. Посмотрите фотографию комнаты Амвросия Оптинского, жившего в это же время, – у него все обклеено, сверху донизу. Плохо то или плохо другое? Да, ни то, ни другое! Это просто разные типы эмоциональности, и все.

Значит, большинство христианских расколов было связано на самом деле не с догматическим расхождением, а с различиями в психологическом типе. Это продолжается и теперь. Но, к великому счастью, люди начинают понимать, что многообразие – это есть судьба Церкви. Судьба на долгие века, может быть, и на тысячелетия. И в этом многообразии поднимаются и встречаются высоты духа. Святые, черные, желтые и белые, святые, говорящие на разных языках, они оказываются в одном лоне, в одном Царстве. Больше того, они оказываются ужасно похожими. При всей своей этнической, культурной и хронологической разорванности, они близки. И параллели, которые мы проводили часто между преподобным Серафимом и кюре д’Арс, (я не буду повторять, какие параллели – они всем известны), эти параллели оправданы. Поэтому Ириней Лионский, может быть, безотчетно, но чувствовал, что многообразие форм церковности не является для Церкви катастрофой или признаком какого-то спада, а так и должно быть в Церкви. (Отрывок из Беседы на семинаре по Иринею Лионскому о гностиках)

Одна из важнейших заповедей Христа: «Да все едины будут» –  была нарушена еще с апостольских времен. Поэтому проблема единства — не мода XX века, а непреходящее требование, обращенное ко всем нам (а не только к иерархам и ответственным лицам). Следовательно, для всех нас, рядовых священников и верующих, вопрос этот всегда актуален и жизненно важен.

Еще Вл. Соловьев высказывал мысль о том, что разделение христиан коренилось не столько в вере и вероучениях, сколько в культурном различии, в различии западного и восточного типа сознания. Индивидуализм в Европе – явление старое, восходящее еще к античным временам. Бесспорно, в нем много ценного. Именно он помогает противостоять стадному сознанию, которое тоже издревле было присуще человеческому роду. Но в этом возвышении личности кроются, видимо, и опасности. Чудо и тайна Церкви заключаются в том, что она (по образу Триединства Божия) соединяет, не уничтожая индивидуального. Но этот идеал слишком труден. Наверно, мы только начинаем осознавать его сущность, а до реализации еще бесконечно далеко. (Я вообще думаю, что история церкви только началась).

Изоляция христиан с различной психологией была не только грехом братоненавистничества, но и самообеднением. Выращенные вне контактов типы благочестия неизбежно оказались под властью этно-психологии, и это привело к печальным последствиям. Восток тоже понес ущерб. А из этого следует, что в будущем оздоровление духовной жизни трудно представить без экуменического диалога, без взаимопроникновения и взаимообогащения. То, что восточным христианам трудно приспособиться в Европе к западному благочестию, тоже свидетельство нашей слабости. Значит, и наше благочестие нуждается в укреплении для того, чтобы стать чем-то для западного.

Хочу подчеркнуть, что я далек от мысли, будто экуменизм есть нивелирование форм церковной жизни (это «латинская» тенденция, к счастью, уже изживаемая католиками). Все национальные формы христианства и благочестия должны остаться и сохранить свое неповторимое своеобразие и глубину. Полный спектр культур и этнопсихологических типов может участвовать в общекультурном созидании, и это вовсе не грозит стиранием индивидуальных обликов церквей. Мы можем находить красоту и проникновенность в какой-нибудь африканской мессе, но это не значит, что нам нужно вводить в наших храмах барабаны.

Думается, что все национальные Церкви имеют будущее (в том числе и у нас), но только при условии, что они не утратят связь с Целым; они ведь не изолированные островки, а части Тела Христова, которое должно иметь единое кровообращение. Иначе их ждет духовная гангрена.

Есть в культе Страстей еще одна черта, свойственная Западу. Он всегда острее, чем Восток, сознавал человечность Спасителя. Отсюда сопереживание крестным мукам именно в их человеческом ужасе (не об этом ли говорят многие статуи и картины, страшная вершина которых — «Распятие» Грюнвальда)? Примечательно, что и Рождество на Западе празднуется более торжественно, чем Пасха (т.е. опять-таки на первом плане — человеческая сторона жизни Христа). Иные усматривают тут несторианский уклон. Но с таким же успехом можно было бы обвинять восточных христиан в монофизитстве. Действительно, Христос виден с Востока и Запада немного по-разному (еще в начале века Бердяев писал, что разделение имело провиденциальный смысл, способствуя росту разнообразных типов мистики). Но именно это есть знак того, что только в единстве мы можем постигать Его полноту.

Раскол христиан не может не сказаться на их религиозном сознании. Тайна Богочеловечества станет ближе к нам, если мы будем ближе друг к другу (и через это — к Нему). Восточный подвижник IV века авва Дорофей сравнивал Бога с центром круга, а людей с радиусами, чем они ближе между собою, тем ближе к центру. Вот — мистическая основа для экуменизма.

Говоря еще раньше о многообразии этно-психологии, я упустил один важный аспект: плюрализм психологических типов в рамках одной культуры и народа. Я бы выразился афористично: сектантом не становятся, но родятся. Какой же вывод? Очевидно тот, что в церковной жизни следует развивать плюрализм форм, которые бы находили созвучие у людей разного типа. Конечно, я понимаю, что об этом легче говорить, нежели что-то сделать. Но, кажется многие уже стали понимать, что терпимость к иному религиозному опыту есть не обязательно плод индифферентизма, но и плод интегрального понимания задачи Церкви.

Мы исходим из того, что Господь основал не несколько исповеданий, а единую Церковь и разделения христиан воспринимаем как грех (молясь о "соединении всех").

Причины разделения были разными: и различия в душевном складе разных людей и народов, и политические распри, и культурные расхождения. В результате возникли и отличия в обрядах и в вероучительных формулировках.

Однако Господь даже это явное зло обратил в добро.

Благодаря разделению христианство избежало нивелирования и жесткой однообразной системы. В каждом исповедании (в разной степени) раскрывались духовные дары, были свои праведники и святые.

Таким образом, в развитии Церкви есть общая закономерность: сначала нерасчлененное единство, потом разделение и, наконец, единение на высшей ступени. Эта последняя стадия уже близка к осуществлению (хотя, конечно, по меркам историческим, а не по масштабам индивидуальной жизни).

Завет Господа: "Да будет единое стадо" – цель современного христианства. Но как этому содействовать? Прежде всего, *преодолением вражды, желанием понять других при сохранении верности своей традиции. Этому посвящены все формы экуменической работы и служения в мире и у нас в стране.  Христиане делают упор на том, что сближает, а не на том, что разделяет.

Раньше каждое исповедание считало, что средство для единства – только прозелитизм, то есть обращение всех в свою конфессию. Теперь, когда поняли, что нужны другие пути, избрали путь сближения. Разумеется, оно исключает прозелитизм. Он наносит ущерб братскому взаимопониманию и доверию, внушает мысль, будто все хотят друг друга  перетянуть – и ведут тайную пропаганду в свою пользу.

Из книги «Из современных проблем Церкви»

Из писем о. Всеволоду Рожко (диалог о различиях и сходстве наших исповеданий).