к началу раздела>>
к содержанию>>

"Всякое дыхание..."

"Всякое дыхание да хвалит Господа" - начало и конец хвалитных псалмов утрени, которые имеют столь радостный тон, что содержатся и в пасхальной службе.

...В 1992 году я бросил фотографию. Русский Север - моя единственная тема - иссяк к тому времени и внутри, и вовне. Происшедший от веры отказ от творчества решился безо всяких сожалений, сам собой. В голове еще роились два дерзких про­екта с глубоким мистическим наполнением – один занятнее дру­гого, но не было никаких волевых импульсов к их реализации. И слава Богу!

Творческая воля человека обычно не совпадает с волей Божьей, из-за то, что ко спасению души не направлена. Да и шедевры наши в симфонии Творца звучат в лучшем случае провинциальной актерской отсебятиной в шекспировском тексте. Однако творческий опыт, если он выведен из-под власти законов мира сего, радость творения разделить помогает. Чтобы так произошло, необходимо не только разрешиться от страсти к творчеству, но и все вторичное, все, что создано безумным человеческим произволением, вывести из круга интересов. Тогда беззащитная природа – мир Божий – возвращает художника к началу его жизни.

… Осенью 1992 года мой "Зенит" начал видеть то, чего я не видел сам. Еще не зная, зачем, я выбегал из дому в мерзнущие травы и на "волшебный ручей" – экзотически захламленный, круглогодично теплый поток в ближнем углу ботанического сада. Вскоре стало ясно: что бы я ни снимал, между виденным и изображенным - неизбежная пропасть. И всякая попытка навязать изображению мое собственное видение ничего, кроме банальностей, не дает. Вошедшая позже в круг сюжетов стихия огня окончательно утвердила это правило: природа скажет о себе что захочет. Наше смиренное дело – радостное согласие с ней. Ибо – всякое дыхание да хвалит Господа!

...

"ЧУДОТВОРЕЦ"

"Чудотворец"– название цикла фотографий, сделанных в 1993-2003гг. на Великорецком крестном ходе. 6-тидневный 160-тикилометровый Крестный ход посвящен архиепископу Николаю Мирликийскому в связи с явлением его чудотворного образа на реке Великой (притоке Вятки) в 1383 году. Примерно 100 лет спустя икону передали в город Хлынов (первое название Вятки) под твердое обещание на день явления (6 июня н.с.) торжественно приносить святыню в селение Великорецкое – домой. С тех пор и носим.
После гонений Крестный ход возобновился как открытый в 1989 году, с 1992 года я – его участник и лишь попутно – фотограф. Общая радость о Николае-Чудотворце укоренилась в личный опыт. Все подробности, уместные в краткой статье, можно прочесть за столом в зале. Предваряя просмотр, я должен сказать только вот что.

Церковь всегда как таинство, и действие церковное всегда как тайнодействие понимается с трудом не только снаружи церковной ограды, но и изнутри. Поэтому художник Церкви, как художник тайны – пишущий, рисующий, снимающий – увы, лишь будущее Церкви. Но, если данная выставка зрителю на эту тайну укажет, я благодарно произнесу только одно слово: "Чудотворец!"

...

Как народ в истории, так и человек на кратком пути своем, в трудные времена просит откро­вения, но жаждет чуда. Опыт обретения их изменяет жизнь.

… В 1383 году на высоком лесистом берегу невеликой реки Великой, (притока Вятки), некто Агалаков, крестьянин деревни Крутичи, пробираясь к дому, увидел стран­ное свечение на сосне. Небольшой образ Николая-Чудотворца удалось снять с дерева только со товарищи и после прилежной молитвы. Чудотворения от обретенной иконы начались уже на тре­тий день, вскоре неподалеку был срублен Никольский храм, а примерно через 100 лет местная столица Хлынов, – так прежде называлась Вятка, – истребовал святой образ к себе, справедливо видя в нем небесное покровительство всему Вятскому краю. Плачущим же великорецким было твердо обе­щано каждый год ко дню явления (6 июня н.с.) торжественным крестным ходом приносить свя­тыню домой. С тех пор и носим. Перерывов было два: Иоанн Грозный возжелал «Чудотворца» и не возвращал больше двух лет (ему посвящен южный придел храма Василия Блаженного), и Ми­хаил Романов после коронации продержал икону в Москве около года. Впро­чем, был случай… В 1551 году от неизвестных причин хлыновцы своим долгом пренебрегли. Тут же ударили морозы, повалил снег и пролежал до 25-го июня. Отступники, понятно, быстренько двинулись на Великую по холодку, да больше со святителем Николаем не шутили. Урожай, кстати, в том году собрался рекордный.

…К началу ХХ века селение Великорецкое, представляло собой куст деревень, (включая Крутичи) вокруг мощного классического ансамбля: Никольский, Спасо-Преображенский храмы и многоярусная колокольня (XIX – XX век), дом причта и маленький приют для паломников – на 2000 мест. «Маленький» – не шутка, ибо число крестноходцев убегало за 20000. Часовня с ротон­дой стояла на берегу и накрывала святую купель: из-под горы с той самой сосной забил целебный ключ. Всё это строительное богатство объяснялось просто: пом?янки с копеечкой везли подводами со всей России – столько, что местное духовенство едва успевало вычитывать их в течение года.

…«На Вятке – свои порядки» – красное колесо не раздавило Крестный ход: даже перед вой­ной он собирал тысячи. Но в хрущёвские гонения открыто уже не ходили – только бесстрашные «платочки» прорывались на Великую небольшими группами и подальше от дорог, где на них с эн­тузиазмом охотились милиция и дружинники, да и колхозники не жаловали. Великорецкие храмы закрылись, сосну спилили, а вековые деревни и села на пути Крестного хода буквально стерли с лица земли. О самой иконе ничего не слышно уже лет 70… Только в 1989 году Крестный ход возобновился как официальное епархиальное действо.

…От Вятки до Великорецкого – 90 км и три дна хода (15, 50 и 25 км) всё тем же пятисотлет­ним путем и в те же сроки: 3. 4, 5 июня. 6-го – Литургия на берегу в специальном новом рубленном храме-часовне, перед которым сходятся тысячи 3 – 4 (часть из них – приезжают). После – водо­святный молебен, купание и нескончаемая очередь за святой водой. 7, 8 июня – 70 км, обратное шествие иным путем. 8-го к пяти вечера икона (увы, другая) снова в кафедральном соборе Вятки, где акафист св. Николаю и прощание со слезами- на год, и это единственное печальное событие всего Крестного хода..

…За предшествующие 11 лет пропитавшись Архангельским Севером, я, тем не менее, как показалось мне 3-го июня 1992 года, попал на уходящую «машину времени». Слегка переодень народ – века не узнаешь. В свои 47 я – в младшей возрастной группе. Вокруг – почвенная Церковь, посторонних – никого. (Московский фотограф, всего 3 года как крещенный, чувствовал понятное смущение). Режим: 1.5-2 часа ходьбы, привал от получаса до двух – в зависимости от времени дня, места и молитвенной программы. На привалах и на ходу - пение и чтение акафистов, а также на­родных баллад о Николе и Крестном ходе «на Великую рек?у». Сна (если это сон) – 2-3 часа в школах, сельских спортзалах вповалку на голом полу. В час ночи подъем, правило, в два (густые сумерки, но что-то видно) – все на дороге. Сама дорога – асфальт, просёлок, поле, лес, болото, лу­говина. Ближе к Великорецкому – всхолмленная земля, изумительные открытые пространства с таёжными гривами по горизонту. Пища – что из котомки достанешь, обычно хлебушек да сухарь: естественный пост перед причастием. Дневная континентальная жара телесный подвиг заметно усугубляет, и первые годы меня удерживала на ходу не столько молитва, сколько стыд пред «пла­точками», еще и поющими непрерывно то тропарь раз за разом, а то и целый акафист (живая ил­люстрация к словам апостола «сила Божия в немощи совершается». Еще по ходу можно было ус­лышать, к примеру, разговор двух бабуль о молитвенном преимуществе одноголосого распева над многоголосым – профессиональное музыкально-богословское исследование, готовый материал для статьи в любой соответствующий журнал.

Отдельная песня – благословенное Горохово, 12 км не доходя до Великорецкого. От необъ­ятного села остался только просторный Казанский храм с выломанной алтарной стеной, завален­ный бывшими удобрениями и цементом, и могучая колокольня, да источник в лесу, где в 96-м была отрыта купель. Одновременно с нею на месте иконостаса в расчищенном храме поднялся березовый крест. Благодатнее места я не встречал. Похоже, там скоро будет мужская обитель.

…За 12 лет моего паломничества Великорецкий крестный ход двадцатикратно вырос (4000), вдвое (если не втрое) помолодел и получил патриаршее благословение как Всероссийский. Теперь с Вяткой идут: Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Владивосток (!!), Рига (!!! – визы!), Воро­неж, Мурманск и т.д. и т.д. Духовный диапазон – от языческих суеверий до евангельских слёз, от вселенской просвещенности до черной сотни. РПЦ, как в капле воды. Уцелевшие «платочки» рас­творились в неофитской толпе. Но главное – осталось.

Каждый, идущий на Великую в первый раз, независимо от глубины его воцерковленности, получает свою, лично ему предназначенную дозу знамений и чудес. И жизнь меняется. На моих глазах многие разбитные молодые люди через 3-4 года тихо шли в подрясниках и с наперсным крестом, ведя с собою своих прихожан. На моих гла­зах проходили ход целиком неходячие больные, пятилетние дети, трёхкратные инфарк­тники, 87лет легендарная Маргарита. Сам я четвертый год как церковный сторож. Констан­тин, мой напарник по дежурству и ровесник по крещению, два года назад попавший в свои 65 на Великую впервые – счастливый муж, нежный отец, восторженный дед, состоявшийся профессио­нал, турист, облазавший полстраны и написавший четыре книги, сказал мне по возвращении в Москву: «После крещения это было самое важное событие всей моей жизни на круг. Пока носят ноги, буду туда ходить».

…Тихоня, подвизавшийся в IV веке как архиепископ Мир Ликийских, хулиган первого Все­ленского собора, неизменный покровитель путешествующих и скорый помощник всем и во всём добром, ощутимо действует и сегодня. Обобщая всё вышесказанное и переводя в область чувств, могу утверждать, что посвященный ему Великорецкий крестный ход – просто праздник, детская радость о Славе Божией, явленной здесь и сейчас через конкретное лицо, которое именуется у нас – Николай-Чудотворец.

Честно признаюсь: подозреваю, что и фотографии на этих стенах – часть его дел. Я насчи­таю не более пяти сюжетов, снятых вполне осознанно, с предвидением результата. Откуда осталь­ное? Как сложилось? И ведь всюду полный кадр, никакой стрижки. Жизнь готовых картин тоже не в моей власти. Имея как экспозиционер манежный опыт, я не смог в 96-м году расположить 50 листов по трем маленьким залам Вятского Художественного музея. Встали, как сами захотели, и как! Данная экспозиция еще показательнее. Прежде я видел в этих изображениях только состояние духа, плод тайнодействия. Совершенно новое для меня сочетание сюжетов неожиданно вскрыло их явный символический смысл, имеющий к тому же исторические проекции. Именно поэтому на сей раз я отказался от всяких экспозиционных ухищрений, а фотографии не атрибутировал даже по годам. В Церкви нет Времени. И пусть «Дух дышит, где хочет».

...

"Русский Север"

Молодым коллегам

В 1980 году, когда слова «спонсор» и слова «грант» никто и слыхом не слыхивал, началось паломничество фотолюбителей клуба «Новатор» на Русский Север (Архангельская область, Карелия). Из года в год, на свои отпускные, с единственной целью: сделать выставочную фотографию. И при этом не то что никаких прикладных задач – издать ее, продать ее – первые годы заботами КПСС никаких надежд даже выставить, хотя социальных мотивов никто из нас на Севере специально не ловил. Итак, по двое, по трое, на две–три недели, зимой, летом, весной, осенью, накрывая три–четыре–пять точек – сёл, деревень, где непременно сохранились, как говорили тогда, «памятники архитектуры» – деревянные церкви, часовни, колокольни. Через сколько–то лет у Е.Немчинова, А.Васильева, А.Фурсова, А.Ерина, Г.Колосова и др. стали складываться свои коллекции – в точном соответствии со свободным интересом каждого. И если бы кто-нибудь спросил нас тогда, в чем состоит наш «проект», мы бы ответили, что в экспедиции нет свободных пальцев, чтобы таковой высосать. К концу 80–х поездка, принесшая кому–то более десяти «карточек», считалась триумфальной, а распечатка одного негатива из ста – добрым урожаем. От «Хассельблада» или «Смены» – неважно. Озирая сегодня фотографический горизонт, я сам во все это верю с трудом. Одиннадцать лет Север (за вычетом студийного портрета) был моей единственной темой. Почему так?

... Как культурный феномен Русский Север был открыт российским сообществом в 60–х годах XIX века, и произвел впечатление всплывшей Атлантиды, на которой кипела живая жизнь, сохранившаяся неизменной с допетровских времен почти во всех своих проявлениях. Глубина ее исторических корней видна хотя бы из того факта, что наши знаменитые былины, восходящие сюжетами к Киевской Руси – устное народное предание, не имевшее письменной фиксации – были записаны тогда именно там, на Севере, в районе Заонежья, Кижей и Кенозера. Деревянное церковное зодчество Русского Севера знают все, но, увы, уже никто не увидит самого впечатляющего – его гармонии с жилой застройкой как с природой. В сочетании с инженерными и эстетическими качествами жилья, на фоне слышанных историй жизни, виденные нами ее следы вызывали вопрос: на что же способен русский народ, свободный от своего государства? Сейчас я бы еще спросил: откуда этот дух – ибо казалось, что на Севере одухотворены даже камни, и тайной дышит все.

... Наверное, из–за этого я, любитель всякой живой провинции, не мог оторваться от Севера те самые одиннадцать лет. Да и на остальных, естественно, по–разному, Север формирующе повлиял. Но при всей нашей разности одно общее в нашем устремлении было: спрятать современное, чтобы извлечь прошлое. Проломить время. Для фотографа, не прибегающего к наивной фальсификации, здесь только один путь: попытаться уловить дух. А 0н, как известно, «дышит где хочет». Поэтому его стоит искать и сегодня. Ведь вся Россия – немножко «Север».

Георгий Колосов.