Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное

(Мф. 5, 9)

ПУТЬ КО ХРИСТУ

В советские времена отношение номенклатуры к Церкви, к верующим было совершенно нетерпимым. Да и сами простые люди, оглупленные неистовой атеистической пропагандой, воспитанные в условиях страха перед репрессиями, к священнослужителям и верующим людям относились с неприятием, к своим не скрывающим принадлежность к Церкви собратьям.

У каждого человека свой путь ко Христу.

Мой папа, Таллер Лев Петрович, был верующим православным христианином, но скрывал это от советских властей. До революции он окончил гимназию (экстерном) и университет. В то же время участвовал в политической деятельности, примыкал к группе интернационалистов, возглавляемых А. Лозовским. В 1917 г. был призван на фронт, правда, в качестве вольноопределяющегося. Но через три месяца (в октябре) грянула революция, все смешалось в войсках, воинская часть, в которой он служил, была распропагандирована большевиками и в полном составе влилась в красногвардейские отряды, которые в последствии, в 1918 г. были по указу Троцкого наименованы Красной Армией. Будучи близоруким, и не имея военного образования, папа был назначен батальонным комитетом, который заменил руководство воинской частью, политработником, так как единственный в части имел высшее образование. В каждой воинской части Красной Армии была организована самодеятельность, состоящая из бригады артистов: певцов, музыкантов, чтецов и т.д. Эта бригада с обозом передвигалась вместе с войсками. Бригада выполняла агитационную работу, но, главным образом, выступала с концертами. Вот эти артисты непосредственно подчинялись моему папе. А он, рискуя своей жизнью, спасал жизнь захваченным в плен белым офицерам и просто попавшим в беду людям, определяя их в бригаду артистов, под предлогом того, что надо укомплектовывать самодеятельность профессионалами, имеющими хоть какое-то музыкальное, либо артистическое образование. Так он помог, можно сказать, спас жизнь многим людям, в том числе о ком мне известно: М. О. Рейзену (оперный певец, впоследствии народный артист), Ирме Яунзем (певица, впоследствии народная артистка), Миловидову (артисту), Коршуну (режиссеру театра им. Моссовета, до Ю. А. Завадского, впоследствии женился на племяннице известного азербайджанского композитора Кара-Дмитриева), Дябло (офицеру Белой Армии).

Про него говорили: «Опять Таллер беляков спасает».

Все его друзья и коллеги в период Большого террора и ранее подверглись арестам, ссылкам, а многие были расстреляны. Его пощадили, за ним «органы» не пришли, по-видимому, посчитав, что от слепого старика (папа полностью ослеп в 1935 г.) мало проку работать он не может надо его кормить и поить, да еще и сопровождать, вообще сплошные хлопоты.

Родителей моего папы я не застал в живых. Когда я родился, их уже не было.

Как мой папа пришел к Богу, мне неизвестно. Но я знаю, что это произошло до 1913 г. (тогда моему папе было 32 года). Почему я это знаю? В нашем доме сохранилось 3-х томное сочинение Гете, издание 1912 г., подаренное ему педагогическим советом гимназии после успешной сдачи экзаменов с надписью: «На память экстерну Льву Петровичу Таллеру за внимание и проявленные им на испытании зрелости познания, достигнутым неустанным и усердным трудом», с подписями Председателя Совета и всех педагогов, включая священников о. Михаила (Русакова) и о. Михаила (Степанова). Из этого следует, что папа был православным христианином уже до этого. Могу только предположить, что на это повлияло и то, что папа и вся его родня до 1923 года проживали в Елоховском переулке рядом с Богоявленским Кафедральным собором, куда и ходили молиться. И только глубокая вера в Провиденье Господне помогла пережить моему папе все эти лихие годы.

Моя мама, Таллер Евгения Михайловна, была дочерью простого деревенского плотника, родом из деревни под Екатеринославом (теперь Днепропетровск). После окончания 1-ого Медицинского института и интернатуры с 1931 года работала детским участковым врачом в доме, где мы жили. Наши соседи по дому - родители детей, да и сами дети ее очень любили, так как она самоотверженно заботилась о заболевших детях, лечила их, не считаясь ни со временем, ни с усилиями. Мама была очень хорошим врачом, хорошим диагностом, что давало ей возможность распознать болезнь на ранней стадии и назначить эффективное лечение. Многим детям она фактически спасла жизнь. Двери нашей квартиры, точнее, комнаты в коммунальной квартире, были всегда открыты для консультаций практически днем и ночью, многие советы она давала родителям и по телефону.

Это удивительное сочетание доброты, искренности, преданного отношения к своему врачебному долгу и высокий профессионализм, конечно, шло от Бога. Но я не помню, чтобы она когда-нибудь ходила в церковь или в синагогу. Однако, нет сомнения в том, что она упорно молилась Господу, иначе, как бы она смогла пережить Гражданскую войну, голодомор, Большой террор и пройти, как военврач (командир госпитального взвода медсанбата), все дороги войны с фашистами (с 1941 г.) и с Японией (1946 г.), остаться в живых (правда, с ранениями и контузией).

Совершенно ясно, что Господь постоянно был с моей мамочкой и сопошествовал ей.

Многие люди приходят к Господу во взрослом возрасте, испытывая внезапное прозрение, либо долгими трудными путями.

Примером тому является жизнь знаменитого хирурга и, впоследствии, епископа Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, человека, высшими ценностями которого были «разум, воля и аскетически понятое чувство долга».1)

Во время болезни жены Анны Ланской, которая, в отличие от него, всегда была очень религиозной, Валентин Феликсович в течение двух недель упорно молился о выздоровлении у постели умирающей жены от скоротечной чахотки. Даже написал молитву. Сказал детям: «Я написал молитву – молитесь за маму». ¹⁾

После кончины жены Валентин Феликсович принял схиму.

М.М. Поповский пишет: «Век двадцатый стал свидетелем глубокой религиозности физика Альберта Эйнштейна, врача Альберта Швейцера, антрополога Тейяра де Шардена. Среди наших знаменитостей современников верующими были физиолог И.П. Павлов, офтальмолог В.П. Филатов, геохимик В.И. Вернадский, академик-востоковед Н.И. Конрад, хирург С.С. Юдин, патологоанатом А.И. Абрикосов».¹⁾

Глубоко религиозным был выдающийся хирург, профессор С.С. Юдин. «Сергей Сергеевич Юдин…Человек, благодаря которому Московский институт Им. Склифосовского еще в тридцатых, сороковых годах превратился в хирургическую Мекку. Сюда, чтоб посмотреть на его работу художника-хирурга, простую, как кто-то однажды выразился, до гениальности и гениальную до простоты стремились знаменитейшие мастера рукодействия Европы и Америки…2)

Сергей Сергеевич, как известно, после войны в декабре 1948 г. был арестован по ложному обвинению и провел в тюрьме, а затем в ссылке 5 лет, до 1953 г. И его вера помогла ему выстоять во время избиений и издевательств, которым он подвергался в тюрьме так как отказывался ложно обвинять других людей.

Мне посчастливилось многие годы быть близким другом Игоря Юрьевича Юдина, племянника С.С. Юдина также блестящего хирурга, доктора медицины, профессора, который был близок со своим дядей. Нас познакомил Сергей Юдин, сын Сергея Сергеевича, артист театра им. Моссовета, в котором также играл характерные роли Анатолий Иванович Баранцев, заслуженный артист республики. А Толя был моим близким другом детства, т.к. родился и жил в нашем доме в квартире, где жили мои дедушка и бабушка, мы и учились в школе в одном классе.

Игорь много мне рассказывал о своем дяде, о его духовном мире. «Я был аспирантом, когда дядю арестовали и это трагическое событие отразилось и на мне. Вызывали, расспрашивали действительно я являюсь родственником врага народа…»²⁾

Игорь Юдин – проктолог, провел многие успешные операции, которые спасли жизнь очень многим людям, был исключительно добрым, порядочным человеком, настоящим русским интеллигентом, преданным друзьям и внимательным к пациентам, прекрасным семьянином. И мне доподлинно известно как Игорь пришел ко Христу.

Это происходило постепенно. Только уже в преклонном возрасте Игорь стал регулярно посещать храм Спаса Преображения на Песках (он жил поблизости в Денежном пер.), молиться, исповедоваться и причащаться. Духовным отцом и исповедником Игоря был протоиерей о. Александр (Туриков).

А как пришел к Господу наш замечательный проповедник, богослов и пастырь о. Александр Борисов, настоятель нашего храма? Атеистическая семья, биофак пединститута, диссертация по генетике, вдруг резкий жизненный поворот – в 33 года поступление в 4 класс Московской духовной семинарии, затем дьякон, священник, настоятель храма.

Об этом о. Александр рассказывает: «Уверовал я в 19 лет, произошло это как бы в один день, но явилось итогом всей прошедшей жизни. И здесь Промысел Божий. Я понял, что наряду с миром видимым, существует мир невидимый, духовный, что своим бытием мир обязан Господу, что наша земная жизнь лишь миг, и она должна быть посвящена духовному служению…» и далее о. Александр рассказывает, что на его дальнейшую судьбу повлияло близкое знакомство с семьей будущего о. Александра Меня. – « С Александром и его братом Павлом я дружил еще в детстве, были соседями на Серпуховской улице….

У них дома уже тогда была целая православная библиотека, и поэтому, когда меня заинтересовали вопросы веры, то мне было где взять необходимые книги. Но и в дальнейшем знакомство с Александром Менем  оказало большое влияние на мое формирование, ведь христианство о. Александра Меня – это глубокая вера, полная любви и радости, ориентированная не на средневековье, не окаменевшая, а являющаяся источником вечного возрастания в познании Христа, Сына Божьего».3)

Мне посчастливилось работать вместе и дружить с Юрой Блохиным, братом настоятеля нашего храма о. Александра Борисова (в то время я этого не знал). Это случилось так. После того как я, можно сказать, убежал из организации, где я много лет работал (о том, что произошло в этой организации, я поведаю далее), с1969 г. я работал начальником лаборатории в институте Госстандарта в Гранатном переулке.

В начале 1970 г. сменилось руководство института: директором стал Евгений Алексеевич Панфилов, а его заместителем по научной работе – Юрий Ильич Блохин. Оба – авиационные инженеры из авиационной фирмы – ОКБ «Наука».

Сразу общие интересы, корпоративное братство (я тоже авиационный инженер) сблизила нас, в особенности я сдружился с Юрой Блохиным, т.к. вместе работали в области создания систем классификации и кодирования информации. Юра был блестяще эрудированным, высокопрофессиональным специалистом, кандидатом технических наук, крупным ученым, основоположником Единой системы классификации и кодирования технико-экономической информации (ЕСКК ТЭИ). Я же в то время создавал единую систему конструкторско-технологической классификации и кодирования (ЕСКК КД и ТД), включающую Классификатор ЕСКД и плеяду конструкторско-технологических классификаторов.

По внешнему облику Юра был элегантный, изящный, с тонкими благородными чертами лица, огромными глазами, быстрый в движениях, на лету схватывающий мысли собеседника. Так и чувствовалась в нем доброжелательность, неиссякаемая творческая энергия и целеустремленность.

Впоследствии выяснилось, что у нас с Юрой и общие духовные интересы. Частые беседы, совместные поездки на различные семинары и конференции, общая работа над научной проблемой еще более сблизили нас (в то время это научное направление только зарождалось). В частных разговорах постоянно возникали религиозные темы, отношении к гонениям на Церковь, к православной вере, но по многим причинам мы тогда были далеки от настоящей церковной жизни.

В моей лаборатории работал Володя Прокопчук. Он закончил духовную семинарию, но дальше по священническому пути не пошел, затем учился в техническом ВУЗе, получил диплом инженера. Однако, он остался воцерковленным прихожанином одного из московских храмов, но об этом знали только я и Юра Блохин. Володя часто принимал участие в наших беседах.

Постепенно Юра и, конечно, я все более приближались к духовной жизни во Христе, но открыто исповедовать православную веру в то время для нас было немыслимо из-за специфики работы.

Трудности у Юры начались после ухода из института Е.А.Панфилова в 1952 г., (тогда же я со своими сотрудниками и тематикой по приказу Госстандарта был переведен во ВНИИНМАШ, где и работаю по сегодняшний день).

Во-первых, лишившись поддержки своего друга Евгения Алексеевича резко проявили себя завистники, как к наиболее успешному и талантливому творческому коллеге, во-вторых, Юре стали настойчиво предлагать вступить в ряды партии (КПСС), заведомо зная, что Юра не мог на это согласиться, так как был уже глубоко верующим христианином. Как мне думается, это предложение делалось с заведомо провокационной целью. Все вместе послужило причиной его отстранения от должности заместителя директора и перевода на должность рядового сотрудника. Однако, не смотря на наветы и все трудности, Юра продолжал оставаться в институте, так как любил свою работу и хотел видеть результаты своих плодотворных трудов.

Так как мы работали в смежных институтах Госстандарта, занимались практически одним и тем же делом мы продолжали встречаться. Юра часто приезжал ко мне в институт и рассказывал о своих неурядицах, и я видел, как сильно он все это переживает, совершенно незаслуженно. Я не хочу называть его недругов и гонителей, хотя знаю их. Пусть Господь будет им судья и простит их, неразумных. Я полагаю, что все эти обстоятельства повлияли на ухудшения здоровья и, в результате, к глубокой скорби родных и друзей, привели к преждевременной трагической кончине.

Как мне стало известно значительно позже Юра, уже тяжело больной, жил в семье своего брата о. Александра. И о. Александр вместе со своей супругой матушкой Нонной трогательно за Юрой ухаживали и скрашивали его последние дни. Умер Юра глубоко утвержденным в вере, в вере в Господа нашего Иисуса Христа. Царствие ему небесное!

К моему глубокому сожалению, я не смог проводить Юру в последний путь, так как был в длительной командировке, и узнал о его кончине слишком поздно. Я храню написанные Юрой книги в области классификации и кодирования, подаренные мне с дружескими дарственными надписями. И они все время напоминают мне о светлой дружбе с замечательным человеком, и о том, как мы вместе в те далекие годы приближались к Господу нашему Иисусу Христу.

На страницах нашей приходской газеты (№ 48-2006) я поделился, дорогие мои сестры и братья, своим кратким жизнеописанием, а здесь только то, что приблизило меня к Господу нашему Иисусу Христу.

После окончания института (МАИ) в 1949 г. я был направлен на работу в КБ по специальности (в области ракетных двигателей) и был зачислен на должность инженера-конструктора.

По-видимому, моя работа была достаточно полезна и руководство продвигало меня по службе. Начиная с 1951 г. мне настойчиво стали предлагать вступить в ряды партии (КПСС), т.к. к этому времени я работал ведущим инженером, и по тогдашнему установившемуся порядку «секреты» можно было доверить только членам КПСС. Я упорно сопротивлялся, но не потому, что знал, что папа – православный, а я окрещен (в младенчестве в 1926 г. в храме свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине до его закрытия в 1929 г., мы жили в д. 15/13, что на углу Петровки и Столешникова переулка), но потому, что какая-то внутренняя сила удерживала меня от этого поступка. В результате меня в 1952 г. уволили и я лишился интересной творческой работы. Другую работу я должен был найти в течение месяца, иначе пропадал непрерывный трудовой стаж. Всем известно, какое это было непростое время, поэтому новую работу я нашел с величайшим трудом, и пришлось начинать все сначала. В этой организации я проработал по 1969 г., и о случае, который в ней произошел, я хочу поделиться.

Начал я опять с должности рядового конструктора, продвигаясь по должностной лестнице и не будучи членом партии, я испытывал определенные трудности. Мне опять настойчиво стали предлагать вступить в партию. И я опять упорно сопротивлялся. Когда я стал руководителем крупного комплекса, нажим усилился, мне прямо заявили, что если не вступлю в партию, то меня уволят. Я уже был семейным человеком, на моем попечении была тяжело больная мама, инвалид войны, я уже не мог думать только о себе, надо было зарабатывать на жизнь, чтобы кормить семью. И мне пришлось, как говорится, поступиться принципами и уступить. Ох, как тяжело далось мне это решение! Это произошло в 1961 г. Я держался 9 лет, но слаб человек, и это мой грех.

Мама моей жены, Варвара Васильевна была глубоко, по-настоящему верующим человеком – соблюдала все посты, постоянно молилась в храме Всех Святых во Всехсвятском на Соколе. Варвара Васильевна, простая деревенская женщина, была удивительным чистым и добрым человеком, наделенным чувством внутреннего благородства и народной мудрости. К моей маме, тяжело больной, Варвара Васильевна относилась, как к сестре, а ко мне – как к родному сыну, и я платил ей взаимностью. Мы были с ней, как говорится, не разлей вода. Она оказала огромное влияние на мое духовное становление. Где бы я ни был в командировке (где за мной не было такого, как в Москве присмотра, а с лекциями и докладами я побывал во многих городах), пытался молиться в храмах,  Варваре Васильевне всегда привозил то крестик, то иконку, то образок.

Также на мое духовное возрождение повлияла встреча с о. Александром Менем в начале 80-х г.г., правда, по печальному поводу. О. Александр отпевал в Новой деревне в храме Сретенья дочь моего близкого друга, морского офицера Саши Комарова, жившего в то время в Тарасовке. Сначала литургия, беседа с о. Александром Менем, отпевание, само богослужение, личность священника, и вся аура храма произвели на меня оглушающее впечатление, я как бы вдруг проснулся от глубокого сна. Я понял, что о. Александр необычный священник. Я стал интересоваться, кто он и выяснил, что им написано много духовных книг, я стал пытаться их достать, и мне дали почитать «Сын человеческий». И все. После этого я стал другим человеком. Я прочитал почти все, написанное о. Александром. Многие книги хранятся в моей библиотеке.

Живя с 1967 г. на Ленинградском шоссе вблизи Речного Вокзала (в б. селе Аксиньино), я иногда с оглядкой приходил в храм Иконы Божией Матери «Знамение» в Аксиньино, где служил долгие годы о. Александр Борисов.

Так как я «старый москвич» и вырос в центре, мы с моим близким другом Игорем Юдиным каждую субботу или воскресенье совершали длительные пешие прогулки по переулкам и улочкам Белого города, любуясь изяществом и благородством архитектуры чудом уцелевших старинных зданий, особняков и особнячков, вдыхая неповторимый аромат уходящей в небытие старой московской жизни. Обязательно заходили во встречающиеся на пути храмы, чтобы помолиться, и в храмы на Таганке, где до переворота в собственном доме жили родители Игоря, и где он родился в 1923 г., и в Высокопетровский монастырь, который постепенно восстанавливался, и, конечно, в храм свв. бесср. Космы и Дамиана в Столешниковом переулке, где меня окрестили. Но это было нерегулярно.

Однако, что-то тянуло меня в этот храм, и я стал приходить все чаще уже без Игоря, в свободное время, не к началу Божественной литургии, а позже, постою тихонько, помолюсь и ухожу. По-видимому, я считал себя недостаточно подготовленным, недостойным принять непосредственное участие в богослужении, подойти к священнику для исповеди и, тем более, прикоснуться к Святым Дарам.

Где-то, начиная с 2003 г., я стал приходить в храм на литургию почти каждое воскресенье, но не исповедовался и не причащался. Стал еще более активно изучать библейские тексты, Святое Евангелие, литургические каноны, читать книги митрополита Антония Сурожского, о.о. Иоанна Мейендорфа, Георгия Чистякова и других богословов, постоянно стал читать журнал «Истина и жизнь».

Огромное впечатление произвели на меня дневники о. Александра Шмемана, поразительно откровенная книга отца-настоятеля Александра Борисова «Добро и Зло в нашей жизни», и, конечно, проповеди. Проповеди великого проповедника и великого богослова, поистине святого человека, Георгия Чистякова, проникали прямо в душу, очищая от всякой скверны. До сих пор так и звучит в моих ушах проникновенно-вдохновенный голос, постоянно повторяющий: «Господи, очисти меня грешного!», «Господи, очисти меня грешного!».

Назидательные, наполненные глубоким смыслом проповеди о. Александра Борисова, поучительные и разъясняющие проповеди о.о. Иоанна и Александра Кузина приближали меня к пониманию существа Святого Евангелия, проповедей Господа нашего Иисуса Христа.

Большую роль в становлении моей духовной церковной жизни сыграли теперь уже мои очень близкие друзья, тепло принявшие меня в свою среду как брата, прихожане: Светлана Лукьянова, Елена и Володя Пращицкие, Ольга Ривкина, Елена Пастернак и служители храма: Георгий Колосов, Константин Семенов и, конечно, незаменимая, за всем приглядывающая, Ирина Богомолова. За все им моя огромная благодарность. Да хранит их Господь многие, многие лета!

Вдруг, совершенно неожиданно, в одной из бесед с о. Александром Борисовым, выяснилось, что в 70-е г.г. я несколько лет работал с его братом Юрой Блохиным, что мы были с ним близкие друзья, соратники на ниве построения систем классификации и кодирования информации. В храме же я встретил Романа Харитонова, моего друга и бывшего коллегу, который также работал в эти годы и позже вместе с Юрой Блохиным. Оказалось, что его сын дружит с дочерьми о. Александра.

Постепенно, незаметно о. Александр стал для меня духовным пастырем, а я его недостойным чадом.

И все это не могло быть случайным совпадением. На все воля Божия. Воистинну, пути Господни неисповедимы!

Вот так, постепенно, шаг за шагом, с помощью священников и поддержкой моих друзей, я приближался к пониманию священного слова Божия и, наконец, стал постоянным и верным прихожанином нашего благословенного храма, где меня когда-то окрестили много, много лет назад.

И другого я не мыслю.

В этих заметках я хочу рассказать об одном из путей, которые приводят человека к Господу нашему Иисусу Христу, человека, полностью отрицающего Бога, более того, профессионально занимающегося антирелигиозной пропагандой.

Припоминаю случай, произошедший в начале 60-х годов с сотрудником предприятия, где я тогда работал. Это была закрытая крупная организация, (так называемый, почтовый ящик – п/я), занимающаяся научными исследованиями и практическими разработками в области военной техники.

В организации был строгий режим. Сотрудники, приходя на работу, получали в проходной пропуск, который сдавали, уходя домой. При этом отмечалось время прихода и ухода. Только у крупных руководителей были особые пропуска, которые они носили с собой.

В этой организации в начале 60-х годов я уже работал руководителем достаточно крупного комплекса.

Приходил я на работу к девяти часам, как все сотрудники, и работал допоздна - до десяти, одиннадцати часов вечера. Приходилось часто работать в субботу и воскресенье. Постоянно проводились технические совещания, обсуждения различных научных и практических проблем, совещания перемежались бесконечными партийными, комсомольскими и профсоюзными собраниями на различных уровнях управления.

Так работали почти все руководители подразделений института. Рядовые и среднего уровня сотрудники в соответствии с режимом должны были покидать институт в 18 часов. Рабочие работали посменно.

Подобным образом работали во всех достаточно крупных научных, опытно-конструкторских и заводских подразделениях всех оборонных организаций и предприятий страны. Поэтому велика была заболеваемость и смертность среди руководителей от инфарктов, инсультов, переутомления. Но даже при таком режиме некоторые, особенно талантливые сотрудники, успевали защитить кандидатские и докторские диссертации. Также и в нашем институте, где была аспирантура и докторантура.

Грубость процветала сверху до низу, особенно этим отличалось высокое начальство. С людьми практически не считались, человеческий материал был дешев. Например. Наш генеральный директор, находясь где-то в высших сферах, звонил вечером и говорил: «Не расходитесь, ждите меня, я приеду и дам поручения». Мы собираемся и ждем. Часов в десять или одиннадцать вечера раздается звонок, и бодрый голос Николая Степановича сообщает: «Я уже дома, на работу не приду, можете расходиться по домам». Кстати сказать, он жил рядом с институтом в пяти минутах ходьбы. Иногда, правда, очень редко, я уходил пораньше. На следующий день утром раздавался звонок секретаря: «Вас требует главный». Захожу в кабинет, Николай Степанович в позе мученика спрашивает: «Я вчера был на территории вечером, ни одной собаки не нашел, заходил к тебе, свет погашен, никого не нашел. Где ты был»? Я спрашиваю: «Николай Степанович, в котором часу это было»? Он отвечает: «Наверно, часов в десять или одиннадцать». Я начинаю оправдываться. Однажды я не выдержал и на его вопрос неожиданно ответил: «Дома я был, дома»! Надо было видеть его удивленное и расстроенное лицо, как будто я нанес ему личное оскорбление. Его начальствующий ум не мог себе представить, что у людей есть личная жизнь, семья, друзья, что кроме работы, есть еще что-то.

Несомненно, Николай Степанович был талантливым человеком, крупным организатором. Малозначащий институт он превратил в крупный научно-исследовательский и проектно-конструкторский центр, монополиста в разработке определенного вида техники, имеющий филиалы и лаборатории по всему Советскому Союзу. Поговаривали, что у него родственники в высших органах власти. Однако, это не давало ему право грубо вести себя с подчиненными, правда только с руководителями (своими заместителями, начальниками отделов и лабораторий). С рядовыми же сотрудниками института, с рабочими он вел себя очень вежливо, многих знал в лицо, называл по именам и фамилиям, со многими был на ты, словом, вел себя как добрый и заботливый дядюшка. Николай Степанович был тонкий политик.

Однако, в этих воспоминаниях я хотел рассказать об одном из путей, приведших человека к Господу нашему Иисусу Христу. Но мне хотелось показать среду, в которой происходили описываемые далее события.

В одном из подчиненных мне отделов работала чертежница (помощник конструктора), Валентина Капунова, красивая молодая девица, стройная, сероглазая, улыбчивая блондинка, очень обаятельная. Одновременно она училась в ВЗПИ ((Всесоюзный заочный политехнический институт), один из факультетов которого располагался на территории института.

Валентина была активной комсомолкой, вела большую общественную работу, входила в элиту комсомольской организации института, в то время насчитывающей несколько тысяч человек. Вскоре после окончания института Валентина была избрана освобожденным секретарем комсомольской организации и возглавила комитет комсомола, так что она даже не успела поработать на инженерной должности. Однако, отношения со мной, как со старшим товарищем, она не прервала, часто приходила посоветоваться по различным вопросам и просто поговорить.

Комитет комсомола, естественно, работал под непосредственным руководством партийного комитета КПСС. Комитета комсомола состоял из нескольких подразделений, в том числе отдела антирелигиозной пропаганды (такие подразделения были во всех, без исключения, комсомольских организациях Советского Союза). Этот отдел возглавлял физик-теоретик, заведующий научно-исследовательским сектором, окончивший в свое время физтех, умный, деловой и весьма эрудированный молодой человек, обладавший при этом ораторским талантом, назовем его Н.

Н. относился серьезно к порученной ему общественной работе, настойчиво и упорно изучал религиозную литературу, которую каким-то образом где-то доставал (как известно, ни Библия, ни Новый Завет, ни какая-либо серьезная религиозная литература в Советском Союзе не издавалась, на прилавках магазинов таких книг просто не было). Под его руководством, в связи с этим, антирелигиозная пропаганда в нашем институте, да и среди местного населения, которое входило в наши избирательные округа, была поставлена, как говорится, на широкую ногу (или находилась на должной высоте).

Проводились лекции, беседы, «слеты» и т.п. на темы марксистско-ленинской идеологии, диалектического материализма где, конечно, не было никакого места для Бога. Все это стройно аргументировалось внешне логическими построениями в терминах и понятиях, присущих тогдашней антирелигиозной литературе.

Слава о нашем комсомольском отделе антирелигиозной пропаганды разнеслась по всему району, достигла руководителей райкома комсомола и даже райкома партии. К нам приезжало много проверяющих инспекторов, все хвалили работу комитета комсомола, хвалили Валентину и, конечно, Н., которого награждали различными грамотами и призами. В порядке обмена опытом постоянно приезжали представители других комсомольских организаций.

Это произошло в начале 60-х годов прошлого века. Вдруг, в один прекрасный день, буквально врывается ко мне Валентина, очень возбужденная, с широко раскрытыми глазами, какая-то потрясенная и чем-то панически расстроенная, плюхается на стул и говорит, почти плача: «Помогите мне, случилось нечто ужасное!». Я недоуменно, поддаваясь ее настроению, спрашиваю: «Что, что случилось? Успокойся и расскажи, в чем дело». Валентина, захлебываясь, вся в слезах не может вымолвить ни слова. Наконец она прошептала: «Н. написал заявление, что выбывает из комсомола в связи с тем, что крестился в православную веру. И положил мне на стол комсомольский билет».

Я Н. хорошо знал и поэтому был ошарашен.

О том, что мой отец был православный, и что я в младенчестве был окрещен, на работе не знали. Но это в нашей семье тщательно скрывали, и долгое время об этом я и сам не знал. Я думаю, что родители меня оберегали от опрометчивых поступков (кстати, я был окрещен в декабре 1926 г.  в нашем храме свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине).

Да, такие тогда были времена... Остается только скорбеть и горько горевать.

Я внимательно на нее посмотрел и спросил: «Валя, что же ты от меня хочешь»? Она: «Поговорите с ним, разубедите, Вы представляете, какой разразится ужасный скандал, и какой пример всем остальным комсомольцам. Как мне быть?». По ее трагическому поведению можно было представить, что творится в ее душе, какая чудовищная тяжесть обрушилась на ее голову, рухнул весь ее мировоззренческий мир. И кто же все это сделал? Человек, от которого она меньше всего могла этого ожидать.

Я сначала опешил, потом, подумав, сказал ей, что не в праве отговаривать Н. от выбранного им пути, и что я, впрочем, недостаточно компетентен в богословских вопросах. Это дело идеологов марксизма-ленинизма, комсомольских и партийных деятелей. Но в душе, почему-то, не отдавая себе отчета, я ощутил не разочарование, а какое-то облегчение, и, даже можно сказать, гордость за Н., что он открыто заявил о своей вере.

Валентина грустно сказала: «Теперь такой поступок немедленно станет известен райкому комсомола и райкому партии. Лучше мне самой сообщить им об этом». И она ушла. Потом мне стало известно, что райкомовские и партийные идеологи много раз разговаривали с Н., пытались убедить его, что Бога нет, что все это выдумки попов и пр. и пр. Но главное, что их возмущало и ставило в тупик, это то, что человек объявил о своем крещении открыто, заявил, что он глубоко уверовал в Богочеловека Иисуса Христа, что Библия, Евангелие - богооткро-венные, боговдохновенные книги, близкие его сердцу.

Никакие аргументы не могли переубедить Н. Но, оказалось, что эти люди, мнящие себя философами, пропагандистами антибожия, материалистической идеологии, марксистско-ленинской теории, слабо себе представляли предмет христанского вероучения, да и свои теории; все они оказались недалекими, полуграмотными людьми в этих вопросах.

Выходит, эти люди занимали такие посты в руководстве партии и комсомола по недоразумению, случайно. И чему они могли научить рядовых членов КПСС и ВЛКСМ? Впоследствии, общаясь с секретарями парткомов, райкомов партии и другими деятелями, не говоря уже о комсомольских работниках, я убедился в их полной беспомощности и некомпетентности в вопросах религии.

И поэтому искусственно нагроможденная, чудовищная пирамида немедленно распалась после краха Советского Союза. Вдруг все бывшие партно-менклатурные  работники стали верующими, даже руководители и сотрудники многочисленных кафедр марксизма-ленинизма при учебных заведениях всех уровней.

Но это уже другая история.

Научное и партийное руководство института (в то время в подобных организациях человек не мог занимать руководящую должность, не будучи членом КПСС либо, в крайнем случае, членом ВЛКСМ) стало обсуждать, что делать с Н., как он может выполнять работу физика-теоретика, не опираясь на труды классиков марксизма-ленинизма. Просто уволить? Формально нельзя, нет закона о том, что верующий не может работать на оборонном предприятии.

И кто-то из макиавеллистов придумал: а давайте, ограничим Н. доступ к материалам. Под каким предлогом? А под предлогом того, что теперь Н., будучи православным, будет ходить на исповедь к священнику и может выболтать ему государственные секреты, несмотря на то, что он давал соответствующую подписку о неразглашении. Так и поступили. И молодой, талантливый физик, заведующий научно-исследовательским сектором, вынужден был уволиться, потерял интересную, творческую работу, хотя занимался важными научными исследованиями, необходимыми институту, и даже писал кандидатскую диссертацию по утвержденной Ученым Советом теме.

Можно себе представить, что перечувствовал, пережил Н. за это время гонений. Практически рухнула в одночасье его жизнь, карьера, он лишился любимой, интересной работы, привычной обстановки. Но зато он приобрел Господа, который вел его по жизни и помог все это преодолеть. Ходили слухи, что Н. имел наряду с библейской литературой публикации некоего священника о. Александра Меня, мало тогда известного в широких кругах. Возможно, что и они, в том числе, повлияли на решение креститься, чтобы быть ближе к Господу нашему Иисусу Христу. Был ли он знаком с о. Александром, я не знаю. Многие, многие люди пришли к Господу под впечатлением боговдохновенных книг о. Александра и личного с ним общения.

Дальнейшая судьба Н. мне неизвестна. Валентина же получила строгий выговор с занесением в личное дело. За что? За то, что проглядела, своевременно не приняла меры (какие?), не заставила взять заявление обратно или что еще? В выговоре было кратко сказано: «За утрату бдительности к идейным противникам».

Вот такая история.

Теперь на оборонных предприятиях России работает много верующих людей каких угодно исповеданий: православных, католиков, баптистов, мусульман, иудеев и др., они посещают церкви, мечети, синагоги, и никто не препятствует их работе под предлогом общения со священнослужителями. И все нормально.

Так что это было? Помутнение разума, несусветная глупость, либо что еще похуже? Трудно признать, что мы более 70 лет жили в мире нелепых иллюзий, отгородясь от всего остального мира. И до сих пор пожинаем горькие плоды. И еще долго, долго будем их пожинать. Как сказал один иеромонах:

Поистине верные слова.

Я эти воспоминания написал, имея в виду, что такие случаи были, наверное, и в других местах, когда отдельные честные и порядочные люди не скрывали свои верования, свои убеждения, и многие за это пострадали. И я радуюсь за них и печалюсь.

Горячо надеюсь, что Н. впоследствии работал нормально. И, конечно, Господь, наш Спаситель, был на его стороне, сопошествовал ему, был все время рядом.

С искренней молитвой о здравии всех, кто прочитает эти строки.

Храни Вас всех Господь.

Александр Таллер.

21.05.2008 г.г.