1.
...В тюрьме возраст - понятие относительное: порой я чувствую себя пятнадцатилетним пацаном, а порой древним стариком, в зависимости от состояния здоровья и настроения.
Родом я из Забайкалья, жил в Чите. Вот какая история приключилась у меня с родителями. Мои мама и папа были очень молоды и, видимо, не готовы были создавать семью. Бросили они меня на руки бабушке: воспитывай! Потом отец погиб, а мама, нагулявшись, вернулась домой: "Где мой ребенок?"
Но бабушка к тому времени записала меня на свою фамилию и взялась ставить на ноги как своего родного сына, а дочери за то, что она с легкостью лишилась родительских прав, отказала от дома. С тех пор (а мне было не больше годика) свою родную маму я видел лишь на фото. То, что бабушка и дедушка - не мои родители, я узнал, когда мне исполнилось 14 лет. Теперь их уже нет в живых... Когда мне дали исключительную меру наказания - расстрел, мама хотела приехать на свидание, но бабушка ей не разрешила, и я не знаю, простила ли она дочь перед смертью.
Сейчас у меня много времени для раздумий, многое переосмыслено, переоценено. Как же так получилось, что я полжизни провел по "казенным домам"? Разве этого для меня хотела бабушка? Разве этому учила?! Сама она прожила нелегкую жизнь: воевала, имеет награды, после войны была в колхозе и простой работницей, и на руководящей должности. Вырастила трех дочерей, а после и меня; тянула на себе весь дом и, сколько я помню, все время была в делах и заботах - ни минуты покоя. Хорошего в жизни видела мало, вся надежда была на меня: вот сын вырастет - будет опора в старости. А я...
Первый срок получил, когда мне было 15 лет, за совершение краж. Бабушка к тому времени была уже на пенсии, "карманные" деньги давала ограниченно. А тут: взломали квартиру или киоск - и деньги можно не считать! Одним словом, началось и затянуло. Освободился в 92 году, но уже в колонии подбирал себе соучастников для будущих подобных дел. На воле я пробыл всего два месяца, и половину из них в бегах, в розыске.
Убивать я не собирался, все получилось спонтанно, в горячке. Но суть от этого не меняется: я совершил умышленное убийство двух человек, из корыстных побуждений. Было это в 92 году, а в 93 суд приговорил меня к расстрелу. Прошение о помиловании я не писал. Какое-то было двоякое чувство. С одной стороны, подумаешь - расстрел! Плевать мне на вас! Смерти не страшусь и на колени не встану, упрашивать не стану, стреляйте! А с другой, я понимал, что потерпевшие ни при чем, что вся вина на мне. А виновен - отвечай! Пока сидел под следствием, общался с разными типами и набирался всякой гадости, про себя решил: раз я такой ужасный грешник, от Бога, кроме наказания, ждать мне нечего, значит, самое время - просить помощи у сатаны. Собирался уже сделать татуировки в виде "числа зверя". Но Господь имел в отношении меня другой план и не дал свершиться этой мерзости. Тогда же я об этом не задумывался, жил себе "по течению". Позже разговорился с соседом, тоже "смертником", который, хоть и моложе меня на четыре года, был глубоко верующим человеком (то, что он при этом совершил убийство - другая тема), и он открыл мне, что Бог меня любит, несмотря ни на что, что Он простит меня, если я покаюсь, впущу Его в свое сердце, доверюсь Ему во всем.
Перемена во мне произошла не сразу, как-то незаметно. Господь чудесным образом изменил мое сознание, мировоззрение, чувства и мысли. Я стал по-другому видеть и воспринимать события, свои и чужие поступки. Мне показалось, что я был слеп и вдруг прозрел. В 95-м году, 26 сентября (незадолго до дня поминовения Сергия Радонежского, а я в этом вижу знак Божий), я принял Крещение. Хотя мы в ожидании исполнения приговора сидели в одиночных камерах (смертников тогда было 12-14 человек , и почти у всех был отказ от Верховного Суда), администрация СИЗО не препятствовала общению с Церковью. По моей письменной просьбе пришли священники кафедрального Свято-Воскресенского храма и совершили таинства Исповеди, Крещения, Миропомазания и Причащения Святых Христовых Тайн. Хотя тогда я не смог до конца осознать всю полноту этого события, я все равно чувствовал, что во мне что-то меняется, что-то происходит. За эти годы многое происходило и хорошего, и плохого, но сейчас, по прошествии времени, я пришел к тому, что человек сам, без помощи Бога, не может подняться к Нему, и нужно это делать каждый день, шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Если не делать этого, катишься вниз. Это аксиома. Может, я слишком самоуверенно об этом сужу, но я прошу Вас, Светлана Евгеньевна, меня поправлять.
Вернусь к теме. В ожидании исполнения приговора просидел я до января 99-го года, когда Президент РФ одним росчерком пера решил судьбу сотен российских смертников. Я видел, как одни пели песни от радости, а другие впадали в уныние или просто воспринимали с безразличием. Кто-то счастлив, что ему сохранили жизнь, а кто-то не видит радости в продолжении страданий. Я смотрю на это так: Господь знает, что лучше для меня. Жизнь - это Божий дар, и я учусь ее принимать без ропота и недовольства, а наоборот - с радостью и благодарностью...
После замены приговора меня отправили отбывать срок в Соль-Илецкую колонию. В камере у нас три человека: один, четвертый, умер у меня на глазах, и это был стресс для меня. Ему было 42 года...

2.
...Мне не терпится пообщаться, выговориться - так долго ждал я письма! Спасибо за поздравление, ничего страшного, что с опозданием: в тюрьме привыкаешь не к календарным праздникам, а к удобным возможностям. Приехали на свидание - вот и праздник! Получил бандероль или посылку (раз в год) - можно и чай, а не кипяток попить, и день рождения отметить. Конечно, не все вращается вокруг материальных благ, но здесь они ценятся больше, чем на воле. Ну, да милостив Господь к нам, грешным, и с Ним мы имеем и кров, и пищу, и радость. В мой день рождения заварили чаю покрепче, посидели с ребятами-сокамерниками, повспоминали, и день получился неплохим. Здесь ведь трудно выделить день из череды других: каждый - повторение вчерашнего. Это угнетает, давит на сознание. И я не представляю просто, что бы я делал, если бы Иисус Христос не вошел в мою жизнь. Благодаря Ему у меня есть смысл жизни, цель. А каково тем, кто этого не имеет? Я со многими разговаривал, и мне их жаль: живет человек, ест, спит, что-то читает, разговаривает и понимает, что завтрашний день ничего нового ему не принесет; все будет так же - пожизненное заключение, и особой разницы нет: умереть сегодня, или через месяц, или через десять лет, только растянутся мучения. От самоубийства многих удерживает страх, природу которого они не всегда понимают, но он у них есть. И еще раз спасибо Господу, что Он у меня есть, иначе я бы здесь не выжил. Что жизнь может быть радостной в любых условиях, если с Богом, я понимаю как никто другой. Я пытаюсь рассказать несчастным, Кто такой Бог, что Он сделал лично для меня, как изменил жизнь, наполнил ее смыслом, новым содержанием.
О моем быте. Интерьер камеры очень бедный. По бокам - две двухярусные кровати (каркас из арматурных прутьев - два в длину, три - в ширину, просто - крупная решетка). Так же, вдоль стены, столик 110 см в длину и 40 см в ширину, и около него скамья такой же длины. Все это металлическое, черного цвета. На входе в камеру и у дальней стены, от потолка до пола - решетка, чтобы нельзя было подойти к двери или к окошку. Это требования режима. На дальней решетке висит ящик-полка с тремя отделениями (60 см в длину и 40 - в высоту. Это и есть наш шкаф для одежды, книг, личных бумаг и предметов первой необходимости. У ближней решетки - унитаз и раковина. Вот практически все, что имеется в нашей "коммуналке", и, в соответствии с Уголовно-исполительным Кодексом, в этих условиях нам предстоит отбыть 10 лет. Я не жалуюсь - я их заслужил...
Задумка - вести записи осталась лишь задумкой, но, если Вам интересно, я буду Вам писать о своих раздумьях. Для меня главное то, что я могу открыть Вам душу, общаться с Вами как с близким человеком. Так, наверное, общаются духовно близкие люди.
С какими чувствами и мыслями я ожидал исполнения смертного приговора? Постараюсь, если удастся, описать сжато, но емко. Сел я в 1988 году, при социализме, а освободился в 1992, когда страна уже вовсю катила по капиталистическим рельсам. Цены росли, как грибы от дождя, в магазинах чего только нет, в глазах рябит от красивых упаковок и этикеток, голова пухнет от впечатлений. Наверное, представляете мое состояние? А мне ведь только исполнилось 24: потребности, не говоря о желаниях, немалые. А где взять?! Бабушка и дедушка - уже пенсионеры, а у самого - только справка об освобождении, и больше ничего. На родственников надеяться нечего, их предприятия закрываются. Были и "друзья": одни в то время еще по лагерям сидели, другие ушли в рэкет и катались на шикарных авто, играли в казино... Пойти к ним за помощью - а она не могла быть бескорыстной - значит, снова тюрьма, это вопрос времени. Устроился я на кирпичный завод чернорабочим. Четыре смены проработал и призадумался: тут только астму заработаешь, а такие "бабки" можно иметь за пять минут. Одним словом, бросил работу, восстановил прежние знакомства и пошел... воровать (квартирные кражи, ларьки). На шикарную жизнь хватало. А тут, по инициативе старого дружка Алексея, совершили кражу 20-30 компьютеров. Ничего сложного, ночь, место безлюдное, риска особого нет: погрузить-разгрузить. Компьютеры эти дружок какой-то фирме продал по безналичному расчету и деньги отдавать не спешил. А в это время приятель мой из тюрьмы вышел, деньги нужны. И пошли мы их выручать. Деньги-то Алексей под давлением отдает (тогда в миллионах), но признается, что хотел меня "кинуть"... Не знаю, как объяснить мое состояние: меня как током ударило, гордыня через край плеснула: меня?! И кто - вот этот урод?! В горячке убил его и, на беду, зашедшего соседа как нежеланного свидетеля, остановиться уже не мог. С повинной не пошел, но когда арестовали - отпираться не стал. И когда в зале суда прозвучало: "Исключительная мера...", шока не испытал - был готов. Прошение о помиловании писать отказался: вот возьмите, убейте меня! Плевать мне на все!..
Истинное чувство раскаяния, полное осознание содеянного пришло позже, не знаю, как и описать. Ожидая исполнения приговора, я начал серьезно задумываться о жизни и смерти. Как же так, человек рождается, живет, накапливает какую-то информацию, обрастает связями, чувствует, думает - всё это впустую?! Не стало человека, и с ним исчез целый мир, а зачем он рождался?! То, что Бог есть, я слышал, но мне-то что до этого за дело? К тому же, я такой грешник, которому и Бог не поможет. Помните, я писал уже, до чего доходил? Но вот сосед по одиночке (Господь достучался-таки через него до меня!) открыл мне, что Бог простил меня, несмотря на степень моей вины, что я только должен этот дар принять. Мне не верилось: как это меня прощают, не ставя никаких условий? Мне это казалось даже смешным. А кто же будет отвечать за преступление? Нелегко мне было поверить, что Господь любит и не ищет мести. Но когда я уверовал, вдруг в мое сердце пришел покой. Не скажу, что я вдруг стал другим человеком. Это было не в миг, а со временем: расставаться с "ветхим человеком" - было, порой, как рвать по живому, "с мясом". Это сейчас, глядя на себя прежнего и сегодняшнего, я благодарю Господа за то, что Он для меня сделал. Если и раньше, в камере смертников, я не вскакивал по ночам от стука, не прислушивался в тоскливом ожидании к шагам за дверью, то сейчас я вообще стал спокоен: Господь со мною - кто может навредить?
Так вот я сидел до января 1999 года, когда Президент России одним росчерком пера заменил расстрел сотням российских смертников, "приговорив к жизни".
3.
Мне так много хочется Вам рассказать, многое обсудить, голова "кипит", мысли разбегаются - даже ручка за ними не поспевает...
Я человек коммуникабельный, а тут, в камере, круг лиц ограничен и народ неразговорчивый. Иногда за день слова не вытянешь и чувствуешь себя, как в одиночке. Но с другой стороны - нормально, никто никому не мешает: хочешь - читай, хочешь - размышляй. Все темы за время совместного проживания обсуждены, да и после молитвы и чтения Библии не хочется болтать ("Говорю же вам, что за всякое праздное слово...", Мф 12:36).
На Ваш вопрос об "интерьере" добавляю некоторые подробности. Матрасы, конечно, имеются, но такие, как говорится, на которых уже семеро умерло. К каждому - комплект из двух простыней, наволочки и солдатского покрывала, все это б/у, конечно. Заправка, как здесь называется, по-белому. Матрас обтягивается простыней, сверху вчетверо сложенное одеяло и вторая простыня поперек - форма кирпичика, чтобы углы и линии были прямыми. Одним словом - произведение архитектуры! Процесс, на взгляд многих, бессмысленный. Но вот этот порядок заправки порой наводит на размышления, самому интересно. На улице весна, солнышко встает рано и в камеру заглядывает прямо с нашего подъема и до обеда. И по мере его передвижения меняется угол падения лучей, уходят тени, высвечиваются погрешности, раньше, при свете лампочки, незамеченные. А тут за порядком следят строго, приходится поправлять, выравнивать, и вдруг смотришь - складка на простыне: при солнце я это увидел! Вот так и в жизни: начинаем приближаться к Богу, к Свету, и то, что раньше казалось пустяком, начинаешь видеть в себе в ином свете! Избавился от вредной привычки, избежал соблазна и думаешь, что стал чище перед лицом Господа. Но вот осветил Он Своими лучами, глянул я и... грязи-то на мне сколько! А мне-то уж казалось, что и "Тайдом" чище не отмоешь... На воле-то я и близко об этом бы не подумал... Конечно, пути Господни неисповедимы, но где бы, при том образе жизни, какой я вел, нашел бы я Бога?! Уж лучше в темнице, в камере смертников, чем на Страшном Суде.
Я готов всему миру свидетельствовать о том, что сделал для меня Иисус Христос. Конечно, радость дается нелегко, бунтует плоть моя, "ветхий человек" пытается взять верх. Спотыкаюсь, падаю, снова встаю, потому что Господь поддерживает меня. И я благодарю Его за все: и радости, и скорби, и болезни, и нужду. Он ко мне не равнодушен, Он не забыл меня.
Расскажу про свою болезнь - я обещал. В 1995 году, еще в камере смертников, я вдруг плохо себя почувствовал. Какая-то затяжная простуда уж не первая неделя. От антибиотиков лучше не становилось, я похудел на10 кг очень быстро. Когда закашлял кровяными сгустками, обратился к врачу. На рентген сводили, но лечить не стали: зачем на смертника медикаменты переводить, если не сегодня-завтра расстреляют?!. Только в 1998 году я узнал, что шел процесс в легких. Врачи сказали, что организм молодой, здоровый - переборол болезнь без помощи медицины. Но это они говорят, а я-то знаю, что в то время как раз Господь и открылся мне, и я покаялся и крестился, когда туберкулез, по медицинским канонам, должен был привести меня к логическому завершению, но вместо этого я - исцелился! Сейчас я числюсь по 7-й группе тубучета, а это не опасно. Много можно сказать по поводу чудесного исцеления, но Вас-то убеждать не надо... Врачи говорили - везение, а я уверен, что у Господа нет никаких случайностей, все идет по Его плану. Слава Ему и благодарение!
4.
...Сегодня у нас выходной день - суббота, 24 мая, День поминовения равноапостольных Кирилла и Мефодия. Где-то, наверное, неподалеку здесь Православная церковь, потому что в хорошую погоду по воскресеньям и праздникам слышится колокольный звон. Правда, это не регулярно: может быть, нет постоянного звонаря либо постоянного священника. Я читал, что в некоторых колониях заключенные сами строят церкви или часовни, где службы совершает приезжий священник, который появляется "по возможности". Но это в открытых зонах, а у нас колония строгого режима. Священнослужители нас посещают очень редко, и все общение сводится к небольшой проповеди по радиосети - связь односторонняя. Прямой контакт со священником нам запрещен (безопасность тут - головная боль администрации тюрьмы, и говорить о совершении таинств рано). Когда я сидел в одиночной камере, священников свободно допускали, и я исповедовался и несколько раз причастился, а здесь... это только в будущем, если Господу это угодно.
В отношении работы нам ничего конкретного не говорят. По инструкции, мы не должны контактировать с осужденными из других камер, а это значит, что производственные помещения должны быть раздельными. Где взять столько помещений, если в колонии уже сейчас 600 человек? Есть еще и экономический аспект. Работа должна быть рентабельной, а от нас одни убытки: за свет, воду не платим, еще роба, белье, питание, пусть скудное, но на воле-то люди не все и не всегда это имеют. Чего уж нам плакаться? Мы тут страдаем за свои делишки. Порой тяжело, ропщу и злобствую, но Господь дает мне разумение и силу это побороть.
Вы спрашиваете, на что уходит время. День у нас строго регламентирован: в 6 часов подъем, в 22 - отбой. Уборка камеры, заправка кроватей, трижды в день прием пищи - в одно и то же время каждый день. После завтрака относительное затишье, когда я молюсь и читаю Библию (сейчас это - Деяния апостолов и Книга пророка Даниила). Потом я часа полтора "гуляю" (или тусуюсь) от решетки до решетки, думая о прочитанном. В камере разрешается иметь до десятка книг, шахматы и настольные игры. Телевизоры и другая бытовая техника нам не положены: строгие условия содержания. А вне камеры мы бываем либо в душевой, либо на приеме у сотрудников администрации, либо на свидании с родными - 2 раза в год по 4 часа. Все остальное время только в камере, под замком. Когда я впервые попал в тюрьму, меня угнетали решетки, засовы, двери, сами стены давили, так было некомфортно - не передать! Но за столько лет произошла психологическая перестройка, и я чувствую себя в камере уютнее, чем в коридоре. Второй месяц, из-за ремонта в библиотеке, нам не дают книг. Давно нет вестей из дому от тети, и на меня напала не то чтобы тоска, уныние, но безразличие, инертность. Молюсь, чтобы все там было хорошо. У меня ведь больше никого не осталось. Главное, конечно, что Бог - со мной, и только Он дает мне силы держаться, ободряет и укрепляет каждый день. Мне приходилось слышать рассуждения, что человек, приговоренный к расстрелу, поверит не только в Бога, а во что угодно - в ожидании, что вот-вот за тобой придут. Что, мол, вера - это уход от реальности в момент опасности, защитная реакция. Да, я не отрицаю, что пришел к Богу именно в такой момент смертельной опасности. Но ведь и в детстве, когда нам угрожает соседская собака или шпана из другого двора, мы тоже ищем защиту, в первую очередь, у родителей. Так, к кому же я могу обратиться за защитой и помощью, если Бог для меня и есть Отец Небесный?..
* * *
/От С. Л.: все фрагменты из писем Сергея сохранены в авторском варианте, с некоторой хронологической перестановкой./