|  Христос
Воскресе!
Дороге друзья!
Мы с Вами уже не в первый раз пережили радость Пасхи
Христовой, радость потрясающего, невероятного события – Воскресения Господа
нашего Иисуса Христа! В это очень трудно поверить, но вся история Церкви,
само возникновение христианства были бы невозможны, если бы не было Воскресения!
Ведь «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера
ваша» (1 Кор.15,14). Без факта Воскресения Христа весь Новый Завет, все
христианское богословие, вся история Церкви теряют смысл, - «мы несчастнее
всех человеков» (1Кор.15,19). Так что будем просить Господа вместе с апостолами:
«умножь в нас веру» (Лк.17,5).
Так складывается, что в последние годы сразу после Пасхи
я улетаю в Салехард, чтобы посетить осужденных, приговоренных к пожизненному
лишению свободы в ИК-18 в пос. Харп Ямало-Ненецкого АО. Кроме прочего
я взял с собой книгу Н.А. Бердяева «О назначении человека», которую читал
в последнее время. Удивительным образом содержание книги как-то очень
совпало со всем множеством проблем, которые непосредственно связаны с
местами лишения свободы и вообще всего нашего современного российского
бытия. Уже по дороге обратно я решил, что в очередном Письме приходу на
май месяц хорошо бы поделиться некоторыми мыслями из этой замечательной
книги. Вообще, советовал бы по возможности всем ее почитать. В частности
ее можно найти в Библиотеке Якова Кротова (http://krotov.info/library/02_b/berdyaev/1931_026_02.html
).
Одно из главных впечатлений этой поездки было чувство
острой необходимости переписки наших прихожан с заключенными. Об этом
говорили все 60 заключенных, которых мне удалось исповедовать и причастить.
Немногие из них, кто получают письма от нас, бесконечно благодарны и за
письма, и за посылаемые книги. Остальные очень бы хотели иметь такую переписку.
Вот некоторые места из этой удивительной книги Н.А. Бердяева.
Это все отдельные цитаты. Я не стал давать ссылки на страницы. Просто
кавычки в начале и в конце.
«Самое основное и преобладающее впечатление, которое
остается от чтения Евангелия, это восстание против фарисейства, обличение
его неправды перед правдой новозаветной.
Но обличение фарисейства есть обличение законнической этики, этики оправдания
законом, этики чистоты и довольства своей праведностью.
Фарисейство, т. е. этика закона, беспощадно осуждается
в Евангелии, потому что оно не нуждается в Спасителе и спасении, как нуждаются
мытари и грешники, потому что если бы последняя религиозная и нравственная
правда была на стороне фарисеев, то искупление было бы не нужно. Фарисейство
есть отрицание искупления и Искупителя.
Вся сложность и парадоксальность христианского отношения
к закону определяется тем, что Христос не только обличает фарисейское
законничество, но и говорит, что он пришел не нарушить, а исполнить закон.
Евангелие преодолевает и отменяет этику закона и заменяет
ее иной, высшей и благодатной, этикой любви и свободы. И вместе с тем
оно не допускает внешнего и механического отрицания и низвержения закона.
В законе есть вечный элемент. Оценки, которые требуются от христианина, необычайно
трудны и даются с мукой. Оценки по закону просты и сравнительно легки.
Оценки христианина всегда должны преодолевать фарисейство, но не должны
впадать во внешний аномизм, т.е. отрицание закона вообще. Поэтому
христианский мир живет двойственной жизнью, он живет и по закону, и по
благодати. И нужно сказать, что не всегда свобода человека, свобода человеческого
лица защищена в порядке благодати, она часто защищается в порядке закона.
В этом положительная миссия закона.
Жажда искупления свойственна была уже миру дохристианскому.
Мы находим ее в античных мистериях страдающих богов. Жажда искупления
есть великое ожидание, что Бог и боги примут участие в разрешении мучительной
проблемы добра и зла, примут участие в человеческих страданиях. Жажда
искупления есть жажда примирения с Богом и единственный путь победы
над атеизмом, внушенным человеческому сердцу злом и страданием мира.
Это есть встреча с Богом, страдающим и жертвенным, т. е. разделяющим
мучительную судьбу человека и мира.
Человек бессилен справиться со своей собственной иррациональной
свободой, с ее бездонной тьмой. В этом его вековечная трагедия. И нужно,
чтобы сам Бог низошел в глубь той свободы, в ее бездонную тьму и принял
на себя последствия порожденного ею зла и страдания.
Бог, очевидно, действовал и в античном языческом мире,
но по-иному, через природу, а не через историю, как в еврейском народе.
Результат этики закона: Бог дает закон, но не участвует в его осуществлении.
Искупление соединяет добро и бытие, преодолевает разрыв, установленный законом как последствием
греха, оно есть вхождение сущего добра в самые недра бытия. Искупление
вырывает корни зла и греха, и этим оно освобождает человека от безраздельной
власти закона. Искупление означает, прежде всего, освобождение. Искупитель
есть Освободитель. И то, что невозможно было для человека, становится
возможным для Бога.
Тут мы подходим к самой сердцевине христианской этики
и этики вообще: может ли быть идея добра целью человеческой жизни и
источником всех жизненных оценок? Христианство поставило человека
выше идеи добра и этим совершило величайшую революцию в истории человечества,
которую христианское человечество не в силах было вполне принять.
Не отвлеченная идея добра, а человек есть Божье творение
и Божье дитя.
Евангельское
добро и заключается в том, чтобы не считать добро верховным началом жизни,
а считать человека таким началом. Евангелие показывает, что люди бывают
мерзки и лицемерны из любви к добру, из любви к добру истязают человека
и забывают о человеке. Суббота для человека, а не человек для субботы
– вот сущность великой нравственной революции, произведенной христианством.
Христианство не знает нравственных норм, отвлеченных,
обязательных для всех и всегда.
И потому всякая нравственная задача для христианства есть неповторимо
индивидуальная задача, а не механическое исполнение нормы, данной раз
навсегда.
Любовь может быть направлена лишь на живое существо,
на личность, а не на отвлеченное добро. Руководствоваться в своих нравственных
актах любовью к добру, а не к человеку, к живым существам и значит практиковать
этику, противоположную христианской, евангельской, быть фарисеем и законником.
Христианство призывает любить «ближнего», а не «дальнего».
Это есть очень важное различие. Любовь к «дальнему», отвлеченному человеку
и отвлеченному человечеству есть любовь к отвлеченной идее, к отвлеченному
добру, а не любовь к человеку. И во имя этой отвлеченной любви люди
готовы принести в жертву ближних, живого человека. Такую любовь
к «дальнему» мы встречаем в революционной гуманистической морали.
Для христианской любви дороже всего человек, для гуманистической же любви
дороже всего «идея», хотя бы то была «идея» человечества и человеческого
блага. Высшая человечность раскрыта христианством. Она создана словами
Христа, что человек выше субботы, и Христовой заповедью любви
к ближнему.
Величайшее извращение получается на почве ложного понимания
«добрых дел». «Добрые дела»
начинают понимать не как проявление любви к Богу и к ближнему, к живому
существу, не как обнаружение благостной силы, дающей жизнь другим существам,
а как способ самоспасения и самооправдания, как путь осуществления
отвлеченной идеи добра, за которое человек получает награду в будущей
жизни. Так совершается измена евангельскому откровению любви. «Добрые
дела», которые совершаются не из любви к людям и не из заботы о них, а
для спасения собственной души, совсем не добрые. Где нет любви, там нет
и добра. Любовь не требует и не ждет награды, она сама уже есть награда,
есть просветление и преображение бытия, есть луч райского бытия. «Добрые
дела», как дела закона, ничего общего не имеют с Евангелием и с христианским
откровением, они остаются в мире дохристианском. Помочь ближнему, совершать
добрые дела нужно не для спасения души, а из непосредственной любви, для
соединения людей, для сочетания душ в Царстве Божьем.
И есть двоякое отношение к ближнему, к живому
существу, обладающему самоценностью. Есть жалость. Жалость есть
разделение богооставленности твари, соединение с нею в этой богооставленности.
И есть любовь. Любовь есть разделение жизни
в Боге, в благодатной помощи Божьей. Жалость не есть самое последнее и
высшее, выше любовь, любовь к другому в Боге. Но жалость одно из самых
высоких человеческих состояний, настоящее чудо в нравственной жизни
человека. Это жгучее и острое ощущение богооставленности и готовность
разделить эту богооставленность распространяется и на животных, и на всю
тварь.
Жалость неизбежно входит в любовь, но любовь превышает
жалость, ибо знает другого в Боге. Любовь и есть видение другого в Боге
и утверждение его для вечной жизни, излучение силы, необходимой для этой
вечной жизни.
Жалость есть самое бесспорное и абсолютное, наиболее
сопротивляющееся власти мира состояние человека. Блаженны милостивые,
милосердные, жалостливые. Невыносимая жалость, которую вызывают у нас
глаза страждущего животного, есть божественное состояние в человеке.
Жалость есть самое сильное доказательство принадлежности человека к
другому миру.
Любовь к ближнему, с которой неизбежно связаны жалость
и сострадание, требует облегчения страданий ближнего и даже полного освобождения
его от страдания. И вместе с тем страдание нужно человеку для искупления,
просветления и спасения. Но при этом нужно сочувствовать и сострадать
ближнему, облегчать его страдания.
Сострадание ближнему есть желание облегчения и просветления
страданий, желание со своей стороны сделать все, чтобы это страдание было
более легким и светлым. Я должен помогать ближнему нести его крест. Сама
любовь к ближнему, к человеку есть уже творчество, есть излучение творческой
энергии, обладающей радиоактивностью. Любовь есть радий в духовном мире.
Добро есть радий в духовной жизни, и основное качество его есть радиоактивность,
излучаемость и неиссякаемость.
Христианство не знает застывших типов злодеев или застывших
типов праведников. Злодей может превратиться в праведника, и праведник
– в злодея. Св. Иоанн Лествичник
говорит: «Станешь остерегаться осуждать согрешающих, если будешь помнить,
что и Иуда был в соборе учеников Христовых, а разбойник в числе убийц;
но в одно мгновение произошло с ним чудо перерождения».
Только христианство верит в преодолимость прошлого, оно
знает тайну забвения и стирания прошлого. Это и есть тайна искупления,
и ей создается этика иная, чем этика закона. Человек сам себе не может
простить греха и низости, он не в силах забыть злого прошлого. Но Христос
понес на себе грехи всего мира, и Он может снять грех и простить. Прощение
и забвение возможно лишь во Христе и через Христа.
Человек не освобождается и не спасается, не улучшается
и не усовершенствуется, когда его окончательно причислили к расе «злых»
и проклинают его. Наоборот,
он от этого погибает. Зло прошлого, которое считается непреодолимым
и непоправимым, порождает все новое и новое зло. Человек начинает
чувствовать, что он все равно погиб, что возврата нет, что на нем лежит
проклятие. Вот против этого и восстает религия и этика искупления. Ибо
Христос пришел не для праведников, а для грешников. И нет такого греха,
который не может быть снят и прощен.
Евангелие производит полный переворот в нравственных
оценках, все размеры которого мы не ощущаем, потому что слишком привыкли
к нему и слишком приспособили его к обыденным нуждам. «Огонь пришел Я низвести
на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся». В этом огне сгорают
все старые привычные нравственные оценки и образуются новые. Первые будут
последними, последние первыми. Это – неслыханная по своему радикализму
революция.
«Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми
и посылает дождь на праведных и неправедных». Евангелие уравнивает перед
Богом добрых и злых, праведных и неправедных. Добрые и праведные не могут
больше гордиться своей добротой и праведностью
Никогда никакая этика не становилась на сторону мытарей
и блудниц, грешных и неправедных. Совершенно ясно, что подлинное христианство
не допускает деления человека на два лагеря – «добрых» и «злых», «праведников»
и «грешников». Все злые и грешные могут стать добрыми и праведными. «Злыми»
Бог дорожит не меньше, чем «добрыми».
Добро и нравственная жизнь есть путь, в котором исходная
точка и конечная точка совпадают, это есть излучающая творческая энергия.
Конечную же цель бытия онтологически и космологически следует мыслить
как красоту, а не добро. Совершенное, полное и гармоническое бытие есть
красота. Платон определял красоту как великолепие добра. Красота же есть
образ творческой энергии, излучающейся на весь мир и преображающей мир.
Окончательная победа над злом есть более дело церкви,
чем общества или государства.
Но невозможно и недопустимо предоставить общество игре злых сил и пассивно
ждать чудесного преображения мира, нового неба и новой земли.»
Есть еще у Николая Александровича важная мысль, которую
передаю своими словами, по памяти, как прочел в самолете, но потом так
и не нашел в тексте. Вот эта мысль. Зло в жизни часто есть следствие недостатка
добра, то есть возникает там, где могло бы быть сделано добро, но по человеческой
косности и лени сделано не было. Привожу эту мысль как призыв к переписке
с заключенными. Достаточно взять только одного для переписки и писать
раз в один-два месяца. Кто решится, - оставьте записочку с Вашим контактным
телефоном в киоске храма, с Вами свяжутся из группы переписки с осужденными.
Всем желаю возрастания в вере, здоровья, сил, радости
и помощи Божией во всех Ваших делах.
Христос Воскресе! Всегда Ваш, прот. Александр Борисов.
01 мая 2018 г.
|
Проповедь на Всенощной 25.05.2018 (свящ. Петр Коломейцев)
Проповедь на Литургии 13.05.2018 (прот. Александр Борисов)
Я
очень люблю слова отца Александра Меня - христианство только начинается.
Это значит - конец имперского периода в жизни Церкви, свободное решение
каждого, следовать или не следовать христианскому призыву к любви. И я
верю, что только в этой свободе могут родиться прекрасные плоды. Краудфандинг
для меня - один из плодов христианской цивилизации. Это - знак единства
детей одного Отца. Я не говорю о ситуации, когда нужно спасать чью-то
жизнь. Жизням наших подопечных ничего не угрожает. Физическим жизням.
Но мы, как известно, существа духовные, предназначенные для вечности.
Поэтому самое страшное для нас - смерть духа. Она происходит от изоляции,
от отсутствия жизненных целей и смыслов. Христианство начинается тогда,
когда здесь и теперь мы вырываемся из замкнутого круга никомуненужности
и никомунеинтересности. Наш ТОК - про это. Про то, чтобы обустраивать
жизнь - вместе.
